Арлинг успел подхватить сосуд, но стол улетел в угол комнаты с жалобным звоном. Халруджи молчал, понимая, что Аджухам имел право на гнев. Он подвел его, развеяв миф о всесильности учеников школы имана. После драки с Хамной, разговора с учителем и бессонной ночи у Регарди была отвратительная реакция. Мир сузился до пределов комнаты, звуки и запахи потеряли яркость, а пальцы покрылись паутиной ссадин, утратив былую чувствительность. Вот уже несколько минут он пытался понять, о чем говорили двое слуг под окном, но слова сливались с ревом ослов за воротами, шагами Майнора в гостевой и шумом ветра в листьях старой сливы во дворе.

Кувшин в руке халруджи дрогнул, и на белых штанах Аджухама расплылось большое коричневое пятно. К счастью, мальчишка был увлечен событиями прошлой ночи и ничего не заметил.

– Может, мне поменять телохранителя? – едко поинтересовался Сейфуллах.

Все утро Арлинг слушал отповеди о своей безалаберности и некомпетентности. Хотелось бы верить, что мальчишка за него переживал, но, скорее всего, Аджухама беспокоило то, что имя нанимателя так и осталось неизвестным. Если бы не встреча с иманом, все мысли Регарди занимал бы работодатель Хамны. Сейчас же он не мог думать ни о чем, кроме задания учителя. Задания по открыванию двери в винном погребе для Беркута.

– Я не телохранитель, – резко ответил Арлинг, удивившись тому, как зло прозвучали его слова. – Я халруджи.

– Ах, прости, не увидел разницы, – ехидно ответил Сейфуллах, уставившись на собственные штаны. Наверное, заметил пятно от кофе.

Регарди вздохнул и полез в сундук за новым костюмом. Почему Шолоху поручали то, что достойно воина, а ему оставалось практиковать выдержку и терпение, прислуживая мальчишке?

Вопрос ответа не требовал. Приняв смиренное выражение лица, он с поклоном вручил Сейфуллаху новые штаны.

– Кое-что я все же узнал, господин.

– Если ты о том, что эта девица сумела надрать тебе задницу, то я это и сам вижу, – фыркнул Сейфуллах. – Позорище!

– Она из етобаров, – сказал Арлинг, проигнорировав Аджухама. – Не исключено, что это была попытка ритуального убийства. Своим возвращением вы привлекли много внимания.

– Ерунда, – отмахнулся Сейфуллах. – Просто у кого-то достаточно золота и мало ума, чтобы купить сектантов. Я бы ни за что не стал доверять подобное дело религиозным фанатикам. Тем более, женщине. Хотя, – Арлинг почувствовал на себе внимательный взгляд мальчишки, – должен признать, что свое ремесло она знает отлично. Ты скверно выглядишь. Может, все-таки это «карпы»? Тогда легче было бы подловить Сокрана.

– Это етобары. Вам придется поверить мне на слово.

– Можно подумать кому-то от этого будет лучше! – фыркнул Сейфуллах, прыгая на одной ноге и пытаясь попасть второй в штанину.

– Пока что вы можете быть спокойны, господин. Я ее временно обезвредил. Хотя расслабляться не стоит. Могут быть и другие наемники.

– Обезвредил! – передразнил его Аджухам. – Боевые школы плодятся, словно черви в навозе, Мерв и трущобы кишат пришлыми керхами да ветеранами с нищей армейской пенсией – такие любого убьют за медяки. Какая разница, из какой секты девчонка? Ты их всех собираешься обезвредить? Все, что мне надо – это знать, кто ее нанял! Я не собираюсь быть приманкой и надеяться, что ловкий и храбрый халруджи поймает очередной дротик, летящий мне в спину. Или присутствие драганов в городе тебя расслабило? Это твоя работа, Арлинг. Мир может меняться, но Книгу Махди еще никто не переписывал. И наш договор тоже. Зачем ты мне нужен, если не справляешься с обязанностями?

Стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, Регарди сложил руки на груди и спокойно заметил:

– Если бы я не справлялся со своей работой, ваши останки тлели бы сейчас под солнцем на городской драхме, господин.

Да, не самый лучший разговор у них получался.

– Знаешь, чем отличается хороший слуга от плохого? – Сейфуллах подошел к нему вплотную и яростно дышал куда-то в район ключицы.

Все кучеяры были низкорослые, и Аджухам исключением не являлся. Лучшим выходом из ситуации было бухнуться мальчишке в ноги и просить прощение за дерзость, но колени Арлинга странным образом одеревенели и сгибаться не желали. Он сжал губы в ниточку и слегка наклонил голову, всем видом показывая, что не прочь выслушать мнение Сейфуллаха.

– Безупречный слуга должен быть беден, как пустынный керх, покорен, как дева на брачном ложе, и терпелив, как осел на водокачке. Так говорил еще мой дед. Пока в тебе не видно ни первого, ни второго, не третьего. Напомни мне как-нибудь, чтобы мы вернулись к обсуждению твоего поведения. Сейчас не лучшее время.

Аджухам неожиданно успокоился и стал деловито рыться в сундуках. Все утро они перебирали разные костюмы для пира у Маргаджана, но Сейфуллах так и не выбрал наряд, который отражал бы его отношение к узурпатору. На полу уже собралась солидная горка отвергнутой одежды, которую мальчишка продолжал раскидывать ногами.

– Я его ненавижу, – переключился Аджухам на новую тему. – Хочу, чтобы его поглотила земля, разорвали дикие звери, спалила молния, чтобы он свалился с верблюда, а может, упал в колодец, чтобы у него отсохли руки, или отнялись ноги, или поразила слоновья болезнь. Чтобы он наказал слугу, а тот убил его. Чтобы он заблудился в горах, утонул в море или умер от жажды. Пусть его смоет грязевым потопом, поразит смертоносная стрела…

Он выдохся и замолчал, уставившись на Арлинга. Кто являлся объектом ненависти Аджухама, не вызывало сомнений. Регарди был рад, что внимание его господина переключилось на Маргаджана.

– Найди мне желтый пояс с черепаховой пряжкой, – велел Сейфуллах. – Его цвет всегда напоминал мне ослиную мочу. Не знаю, что означает желтый у вас, но мы считаем его цветом презрения. Если хочешь заявить о своем плохом отношении к человеку – пошли ему букет желтых лилий. Жаль, что на том поясе нет черной каймы. Жены керхов вяжут своим мужьям желтые платки с черными краями. Если воин бросит на врага такую тряпицу, укуса скорпиона тому не миновать.

Регарди молча склонился над сундуком. Он с трудом боролся с сонливостью, мечтая быстрее обслужить Сейфуллаха и закрыться в комнате. Ему нужно хоть немного побыть одному. Как назло, у Аджухама было на редкость общительное настроение.

– Сегодня утром я видел двух драганов, которые, как идиоты, подметали улицу, – сообщил Сейфуллах. – Хотелось бы надеяться, что у Маргаджана все плохо, и его воины начали сходить с ума, но, скорее всего, это какой-то обряд. Что думаешь?

– Какой-то обряд, – невпопад ответил Арлинг и протянул ему пояс.

Запах свежесрезанных веток чебриуса тревожил его с тех пор, как он покинул ворота школы. К нему снова непрошеным гостем стучалось прошлое. В Согдарии считали, что, приходя за душой человека, смерть оставляла после себя следы, которые со временем превращались в сорняк, чебриус. Темно-бурая травка с длинным, в полсаля, корнем росла везде и доставляла немало хлопот огородникам по всей Согдарийской Империи – и Великой, и Малой. Даже океан не был препятствием для чебриуса, и драганы с удивлением обнаруживали его в новых завоеванных землях, где не было ничего, что напоминало бы им родину кроме темно-зеленого сорняка с колючей верхушкой. Он рос там, где ему вздумается, гуляя по миру так же свободно, как смерть.