раз, добиваясь идеально текучей консистенции молочного теста, – это он показал, как в точности должно течь, бегло, но не пунктирно, на грани превращения молока в воду.

Я рассказываю про трех мужиков и смотрю на четвертого, который льет на сковороду мое идеальное тесто. Сметаны нет, варенье кончилось, но к блинам лучшего и не надо, чем растопленный, стекающий по рукам кусочек масла и тающие на горячем снежинки сахара.

Самс тычет в хмурое небо и говорит новое любимое слово: «Луна».

– Солнце, – поправляю я, – там сейчас солнце.

– Солнце! – с готовностью повторяет он. Хотя у него нет причины верить мне, что оно сейчас действительно – там.

У него получается: «Сёдзё!»

И муж говорит, что это по-японски – «девочка».

8 марта 2019

Фаны металла

Как говорит моя коллега, это «вин». Впервые муж горячо одобрил мою книжную добычу, которую я сама пока так и не увидела, потому что ее оставила себе почитать свекровь. Книгу про металлы (Венецкий С. И. О редких и рассеянных. Рассказы о металлах. М., Металлургия, 1980) я вообще-то заказала потому, что фигурно вырезанные «Три поросенка» стоили всего шестьдесят рублей, а в правилах этого букиниста сказано, что на заказ меньше ста одного рубля он даже не отвечает. В итоге я набрала по сотне-полторы на девятьсот и попросила свекровь сходить за заказом, благо это в нескольких домах от нее по Ленинскому проспекту. Муж сказал, что картинки не опознал, вероятно, у него было другое издание. Но что все, ведомое ему про металлы, он вовеки знает из этой любимой книги его детства.

В одной из книг этой партии я нашла гербарий. Книга про историю транспорта и, судя по дарственной надписи фломастером, была торжественно вручена в третьем классе Юленьке. Нашли что Юленьке подарить. Юленька в книге про транспорт сушила веточки.

Впрочем, вот свекровь взяла же читать про олово и железо, медь и молибден. Но это неудивительно, ведь первое, что я узнала об этой женщине, когда познакомилась с ее сыном, – она увлечена Бердяевым. Философом, чьей вечно юной и вольной мыслью болеют теперь, казалось мне, только студенты журфака.

Приходя к нам посидеть с Самсом вместо сматывающей удочки матери, свекровь неизменно оставляет большой стакан сока из свежевыжатой моркови – для сына, который забывает, и допиваю я – и кулек чего-нибудь полезного: темной муки, льняных семечек, а то вдруг и Самсу сахарную пастилу, которая ей, видимо, кажется тоже чем-то натуральным.

Свекровь любит убирать, и я застаю после нее расчищенный пол и самые непривычные компоновки игрушек в коробках, ящиках, под кроватью. Однажды она развесила за уши и хвосты мягкие игрушки – на проволоку, оставшуюся от занавески в нишевой части комнаты.

Я разглядываю этот возросший уровень игрушечных нычек и думаю, что это, пожалуй, пока единственный между нами повод к принципиальному несогласию.

Она не любит фотографироваться и каждый год напоминает сыну, чтобы не смел поздравлять ее с днем рождения, иногда крестится не в ту сторону и никогда не ест у нас дома, сколько бы времени ни пробыла.

И только от нее я слышала, как сорвавшегося с места малыша сравнили со сперматозоидом.

При жизни они с мамой не успели пообщаться. В единственный день, связавший их – на крещении Самсона, – свекрови стало душно в нашей маленькой церкви, и она вышла подышать в неизвестном направлении. А потом маме стало и вовсе не до новых контактов.

Но теперь, приглядевшись к этой единственной в нашем распоряжении бабушке, высмеивающей меня за теплолюбивость, а заодно и сына, которого растила при распахнутых окнах, но он все равно, вот видите, вырос нежным, ну прямо как его отец, о котором однажды мне вдруг удалось с ней поговорить, так что я теперь знаю о нем, кажется, больше, чем мой муж, который, сказывают, не интересовался, – приглядевшись и попривыкнув, я думаю, что они бы с моей мамой нашли общий язык.

В них обеих есть то, что не позволяет им быть пугалом старшей женщины из мифов и анекдотов.

Живой интерес не пойму даже к чему, а может, и ни к чему в особенности. Простая пытливость ума, которую я, общаясь с малышом, научилась ценить выше изощренной интеллектуальности.

Потому что это ум, которому еще столько предстоит узнать и никогда не поздно почитать детские рассказы о металлах.

20 марта 2019

Ритуал эпохи без прогулок

Уже неделю болеем дома – второй раз в жизни, первый выпал на новогодние праздники, – и с пользой: мне наконец удалось превратить в ритуал одну из самых для малыша неприятных процедур. Носочисточка, как я ее кличу ласково, шуруя по пеленальнику за пластиковой сумочкой со всем необходимым – только что подумала: а почему не нососуечка? ну хорошо хоть не соплесос, – или аспиратор, гибкая трубочка с наконечником для носика ребенка, интенсивно вертящегося вместе с орущим ртом, и кончиком противоположным, крепко зажатым между мамиными зубами, пока руки ее надежно фиксируют вершинную часть растущей индивидуальности, удерживая ее в междуречье мягких трикотажных бедер, потому что мама на индивидуальность забралась верхом, изолировав задом бунтующие конечности, держать еще и которые у мамы тупо не хватает рук.

Нет, орать и сопротивляться он меньше не стал. И, будем реалистами, не начал наконец получать удовольствие от чистого носика, тем более что мама тоже человек и в таких условиях не то что рук – сил душевных ее не хватает довести дело до конца.

Однако в напряженном драматизме сцены появилась пауза. Дыхание. Осмысленный диалог.

«Смотри, смотри, какая козИчка!» – Я потрясаю скомканной салфеткой, на которую только что выдула из трубочки кисельную кляксу, подкрашенную протарголом, каплями от насморка, в пугающую коричневу. И Самс, на миг переведя дыхание от сердитых, без слез, рыданий, отвечает с неподражаемым своим драматическим изумлением в голосе: «Бье-э-э-э?!»

Муж сказал, что это неправильно, ведь козы мемекают, а «бэ-э» говорят бараны. Но я теперь даже боюсь переучить его, потому что наслаждаюсь его придыхательным «б», и нежно блеющим «э», и мигом понимания между нами, схватившимися не на шутку.

К тому же Самс ведь выучил еще одно неправильное слово. «Козички, гоу!» – кричу я, выпуская на миг аспиратор, но не слезая с ребенка, и театрально указую перстом на дверь. Самс улыбается и повторяет: гоу! Я спохватилась было переучить его на русское «вон!» – но с ним не то, Шишков, прости.

Гонять козичек – ритуал пополнил домашнюю фразеологию. Дошло до того, что Самс стал откликаться: «Бье-э-э-э!» – на слово «сопли», брошенное в моих вечерних