названия вкладов, и толстую мою мышь угнали туда, откуда не возвращают до истечения срока договора, и я, против вялых своих мечтаний, оказалась без свободных средств, хотя уже собрала две приятно тяжелых корзинки книг и игрушек на выкуп.

Кто-то знал, да, меня лучше, чем я себя, потому что когда я незамедлительно нашла выход и попросила у мужа взаймы до истечения срока заключения моей мыши, Провидение щелкнуло другой мышеловкой, и по дороге за хавчиком к новогоднему столу – рынок, автобусы, темень, ребенок вопит, и пухлая визитница с педантично уложенными одна к другой картами и карточками не лезет в плоскую сумку через плечо – я теряю все: «Тройку» с баллами, карты со скидками и возможность сделать покупку или перевод онлайн незаметно, интимно, тихо.

Конец тайноядению. Ведь, не найдя сокровищ на острове, я решила нырнуть в залив и обшарить таинственные фрегаты прошлого на сайте букинистов. Муж до сих пор припоминает мне, как я в один день отправила его за мешком свежеизданных томиков Астрид Линдгрен в «Озон», который подставил не хуже Провидения, по недоразумению укатив мой заказ в далекий центральный офис, и за советским изданием ее «Эмиля», которого я, получилось – и муж отследил, – купила дважды, соблазнившись на советские двухромные иллюстрации за сто пятьдесят рублей. А ведь со дна моря были подняты грузы и поценнее. Из Сибири мне прислали «Синюю птицу» в иллюстрациях Дехтерева, чьего выпущенного «Детской литературой» Перро я нашла зато за умеренную плату на «Лабиринте», а уж с его ученицей Архиповой мне повезло совсем сказочно – на сайте Meshok я добыла ее куртуазных, будто склоненных в старинном танце братьев Гримм за совсем для них смешную цену. Зато сполна заплатила за другую, пиратскую удачу – вызволить из уральского заточения камешек в хвосте давно пролетевшей кометы – тиража «Хоббита» в переводе Королева и иллюстрациях Гордеева, которые, как я с удивлением узнала от подруги из АСТ, контрафактны: не допущены наследниками Толкина к публикации.

Под горячую руку, ведомую кружащейся головой, попались и комменты двух подруг, чьи сыновья четырех-пяти лет уже слушают и Линдгрен, и Янссон. Я погружаюсь в расследование битвы переводов Брауде, Лунгиной, Смирнова и Токмаковой и выхожу из драки с помятым чувством филологической компетентности и двумя вариантами переводов «Муми-троллей» и «Мио». В голове стучит фраза дочки одной покупательницы, адресованная теперь и моему колоссальному муми-тому от «Азбуки-классики»: «Мама, эту книгу что, читают всю жизнь?» – «Она и не знает, насколько права», – смеясь, комментирует покупательница.

Но букинисты высылают по предоплате, вот в чем дело, а карта моя тю-тю. Вместо того чтобы по-тихому нарыть сокровищ и перепрятать их в своих бельевых тайниках, я вынуждена, как глупый сквайр, раззвонить на весь Бристоль, зачем я снаряжаю корабль. То есть попросить мужа раз за разом направить от трехсот до полутора тысяч рублей на счета под ничего не говорящими ему ФИО, которые требуют то писать в сообщении о переводе, то ничего не писать. «И часто ты совершаешь такие закупки книг?» – говорит муж с как будто вежливым любопытством, но я сжимаюсь изнутри так, словно меня вот-вот разоблачат как профнепригодную жену.

Аллюзия на «Остров сокровищ», кстати, не случайна, и муж напрасно в эти дни припомнил, что его племяннику – сейчас громадному античному богу фитнес-центра, а тогда малышу, с которым мужу-подростку иногда доводилось играть, – уже в три года читали Стивенсона про пиратов. В этом месте моя неразборчивая коса впервые нашла на камень разумного преткновения. Стивенсон про пиратов с подробными живописными иллюстрациями вышел в приключенческой серии «Нигмы», где хочется скупить все тома, но каждый стоит около или больше тысячи. При этом, не будучи специалистом по книжной иллюстрации, всякая мать быстро просекает принцип прохождения первой развилки в библиографической стратегии с малышом. Чем меньше читатель, тем более частыми, подробными и иллюстративными – плотно сцепленными с текстом на каждом абзаце, как крючками по корсету, – должны быть картинки. Когда же читатель подрастает, начинаешь подозревать, что живописно исполненные кривые рожи пиратов через разворот хоть и добавляют книге подарочного глянца, уже не помогают ее читать. А может быть, даже – уговаривала себя я – замещают живое воображение растущего читателя, которому крутят чужое кино, хотя он готов наснимать свое. На память пришел сын подруги, так и не убаюканный «Карлсоном», читаемым мамой с экрана телефона. После долгой борьбы с собой я покупаю беленького Стивенсона без картинок, но вскоре еще и подарочного с вкладышами, которого паства «Лабиринта» окрестила «энциклопедией пиратства».

И все же тут я наконец ломаюсь, потому что впервые догадываюсь, что не скуплю все лучшее на ближайшие годы. «Нигма» доканывает меня бескрайностью шедевров для юношества, которые бесконечно выигрывают от картинок, но закрывают всего лишь узкий сегментик чтения – в данном случае старинной приключенческой прозы. Кроме того, приходит на память насмешливое: «Ты думала, что сможешь переписать все стихи?» – от подруги-поэта, которой я призналась, что в детстве составила свою рукописную антологию любимых стихов по темам. Конечно, нет, я тогда не думала, и не было у меня в планах выпить море, но вот сейчас я как будто пытаюсь черпнуть до дна.

Самое же правдивое – что я хочу, наконец хочу остановиться вот так, здесь, от собственного разумного довода, что больше книг, чем уже есть, мне пока не нужно. Хочу, потому что слишком близко чувствую заботливую длань Провидения, которое дважды попыталось сдержать меня – для чего?

И вот, преткнувшись о стыд, я заступаю в вязкое бездорожье своих ожиданий. У Марии Степановой я когда-то прочла скептическую реплику в сторону российской национальной картины будущего, в которой предел позитива – «лишь бы не было войны». Прочла и с тех пор часто адресую ее скепсис себе. Лишь бы не – это не национальная, а моя картина с детства. Лишь бы не война, лишь бы не напали, лишь бы мама не умерла, лишь бы не в детдом, лишь бы не облажаться. Помню, как мрачно оплакивала свою непрактичность, когда, оплатив уже благодаря помощи мамы золотоосенний тур в Лондон, я вдруг одернула себя, сообразив, что, может быть, разумнее было бы на эти деньги поправить зрение.

Потом я смеялась над своей опрометчивой расчетливостью, потому что Лондон, подаренный мамой, навсегда со мной, и это бесценный ресурс благодарности к жизни, но этой зимой, заполучив гонорар, я вдруг обнаружила, что опять пытаюсь отравить себе радость. Что, как ни рвусь к азартно выбранным лотам, подозреваю, что делаю ставку не на то. Что деньги – они всегда