понимаете, что тот случай не был обычным». «Вот именно, адвокат, уловки тут ни к чему, — ответил инспектор. — Вы тоже должны понимать, что обычных случаев вообще не бывает».

Мы замолчали. Я подождал несколько секунд и произнес: «Хорошо. Я не стану просить вас сообщить, кто это был. Только скажите «да» или «нет» Тере была доносчицей?» «Тере? — переспросил инспектор. — Какая Тере? Девушка Сарко?» С моего языка чуть не слетело, что она была не девушкой Сарко, а его сестрой, но я лишь кивнул. Инспектор Куэнка улыбнулся и разразился смехом. Впервые я видел его смеющимся: это был какой-то странный смех — веселый, молодой, исходивший от умудренного годами и лишенного иллюзий человека. «В чем дело?» — спросил я. «Ни в чем», — ответил инспектор. Теперь на его губах играла лишь едва заметная улыбка, и по его лицу уже не тек пот, хотя было жарко. Крупные, со вздувшимися венами руки по-прежнему лежали на коленях поверх сложенного пиджака. «Просто я не могу поверить, что вы говорите всерьез, — произнес он и спросил: — А ведь та девушка вам нравилась, верно?» Я покраснел: «Какое это имеет значение?» «Никакого, — пожал плечами Куэнка и добавил, имея в виду вас: — Я узнал об этом от журналиста, который собирается писать книгу о Сарко. Он сказал, что вы присоединились к банде Сарко из-за той девушки. Правда?» Я подтвердил, что это правда. Потом он поинтересовался: «А с чего вы взяли, что она была моим стукачом?» «Я не говорил, что она была вашим стукачом. Лишь спросил, она ли в тот раз донесла на нас». «Разве вы забыли, как обстояли дела в банде Сарко? Думаете, кто-то из вас осмелился бы донести? Вы бы сами решились на подобное? Помните, какой страх внушал вам Сарко?» «Я не боялся его, — заявил я. — Уважал, но не боялся». «Если кажется, будто вы не боялись его, то вы просто не осознавали этого — в отличие от прочих своих товарищей. А Сарко тогда был безбашенный. И, насколько мне известно, всегда являлся таким. Как кто-то из вас мог осмелиться совершить донос? А тем более та девушка из бараков? Вы ведь знаете лучше меня: она была предана Сарко как собака, и даже если бы ей стали вырывать ногти, то не выдала бы его».

Я подумал, что инспектор Куэнка прав. Понимал, что Тере не могла быть тем самым доносчиком, и следовало поговорить с инспектором и убедиться в этом. «У меня еще один вопрос», — сказал я. Инспектор Куэнка продолжал смотреть прямо перед собой, щурясь от солнца. Пиджак, лежавший на коленях, скрывал его живот. «Почему вы не задержали меня тогда, почему оставили на свободе?» Инспектор Куэнка догадался, что я имел в виду тот вечер, когда он приехал за мной в Колеру, и через пару секунд пробормотал: «Хороший вопрос». «И каков же ответ?» Куэнка помолчал немного и сказал, что не знает, каков ответ. Никогда больше в своей жизни он не отпускал виновного, и тогда даже пожалел о своем поступке, а потом пришел к выводу, что совершил его под влиянием ошибочных причин. «Как и лучшее, что я сделал в своей жизни», — добавил он.

Я подумал, что это шутка, но, заглянув ему в лицо, понял, что инспектор не шутит. Спросил, что он имел в виду. Куэнка принялся рассказывать о своей жизни. Сообщил, что родился не в Жироне, но жил тут почти сорок лет. Ему часто приходило в голову, что, если бы он не поселился в этом городе, его жизнь, вероятно, сложилась бы неудачно или, по крайней мере, была бы намного хуже, чем та, которую он прожил. «А знаете, почему я приехал сюда?» — произнес инспектор, поднял руку и указал куда-то в центр площади: «Из-за этого». Я проследил взглядом за его рукой и уточнил: «Из-за статуи?» «Из-за генерала Альвареса де Кастро, — ответил инспектор. — Из-за осады Жироны. Вы знаете, что есть роман Гальдоса, рассказывающий об этом?» «Конечно», — кивнул я. Он спросил, читал ли я книгу, и я ответил, что нет. «А я читал. Дважды. Первый раз — очень давно, когда мне было восемнадцать лет и я проходил практику в Мадриде, готовясь к работе инспектора. Книга произвела на меня сильное впечатление, показалась грандиозным романом о войне, а Альварес де Кастро — легендарным героем. Когда наступил момент выбирать место работы, я решил приехать сюда. Хотелось узнать этот город, славное место, где сражался Альварес де Кастро». Инспектор рассказал, что несколькими неделями ранее, разговаривая с вами о Сарко, упомянул этот роман Гальдоса, а потом решил перечитать его. «И знаете что? — Инспектор Куэнка снова повернулся ко мне. — У меня создалось впечатление, что это не роман о войне, а какая-то пародия на роман о войне — пошлое, жестокое и претенциозное произведение, помещенное в декорации города из папье-маше с жителями из папье-маше. А что касается Альвареса де Кастро, это отвратительный персонаж — психопат, способный пожертвовать жизнью тысяч людей ради удовлетворения своего патриотического тщеславия, чтобы не отдать французам заранее обреченный город. В общем, — заключил он, — закончив перечитывать роман, я вспомнил, как однажды видел по телевизору выступление одного профессора. Тот говорил, что книга подобна зеркалу и не человек читает книгу, а книга читает человека. Я согласился с ним. И еще сказал себе: черт возьми, лучшее в моей жизни произошло из-за заблуждения. Мне понравилась плохая книга, я счел злодея героем». Инспектор Куэнка замолчал и потом, не отводя от меня взгляда, спросил: «Что вы на это скажете?»

В тот момент я думал о том, что, возможно, не Тере солгала мне, а инспектор Куэнка. Вероятно, он рассказывал мне все это, желая увести от главной темы и не выдать человека, тридцать лет назад сыгравшего роль доносчика». Я хотел продолжать настаивать и просить инспектора ответить на мой вопрос, однако мне вспомнился наш последний разговор с Тере, и я понял, что это бессмысленно. «Ла-Фон», «Руфус» и китайский квартал перестали существовать несколько десятилетий назад, и мы с инспектором Куэнкой являлись будто двумя ископаемыми, оставшимися от той эпохи, — старый полицейский и бывший юный бандит, превратившийся в адвоката. Сидели на скамейке в вечерний час, как два пенсионера, и беседовали о давно ушедших временах, о том, чего никто в городе уже не помнил и что никому не было интересно. В общем, я решил смириться и не спрашивать больше. Я не знал, Тере ли говорила правду, а инспектор Куэнка лгал или наоборот. И поскольку я