Эрдан каждое утро начинал с осмотра грот-мачты, убеждаясь, что растет она необычно быстро. Спалось ему плохо: для того чтобы воссоздать недостающую часть тела, «Невесте» нужно было усиленно питаться — и она пела, призывая корм, а ночью это слышалось особенно отчетливо. Мелкая и крупная рыба косяками шла в пасть фрегата, не сопротивляясь, и кораблю оставалось только переварить добычу. «Невеста» намеревалась съесть не больше, чем нужно, но аппетит у нее был отменный; поэтому в своих снах Эрдан то превращался в рыбу и тупо плыл в бездонную тьму огромной пасти, то сам становился фрегатом и поглощал несчастных рыб сотнями.

И то и другое было одинаково неприятно.

Зато они могли не заботиться о пропитании: оглушенную песней фрегата рыбу можно было ловить в любых количествах. Велин даже мрачно пошутил, что будь у тунца руки, он сам бы себя выпотрошил и уложил на сковороду. Дня через три Велин и Унаги начали изнывать от безделья и придумали себе занятие — осматривать пещеры вдоль берега в надежде найти там «что-нибудь интересное».

Эрдану было не до них.

Он с тревогой наблюдал за Кристобалем, который по-прежнему лежал без движения, уставившись перед собой пустым взглядом. Иногда магус начинал бредить, и, хоть корабел старался не слушать, он ненароком узнал, как десять лет назад последнему из рода Фейра удалось спастись. Это надолго лишило его сна, превратив бдение у постели больного в сущую муку.

«Зачем мне чужие тайны? Своих достаточно…»

И все-таки по сравнению с самым первым днем все было не так плохо.

…магусу хватило одного удара, чтобы обрубить остатки мачты; «Невеста» издала глухой рык, а сам он упал навзничь. Тут Эрдан вспомнил кое-что, и ему сразу сделалось холодно.

— Веревки, быстро! — заорал корабел. — Немедленно! Наверное, на миг к нему вернулся командный голос, потому что Унаги тотчас сиганул в трюм. Веревками, которые он принес, Эрдан связал магусу руки за спиной и ноги, а оторванным от собственной рубашки рукавом завязал глаза. Велин и Унаги оторопело за ним наблюдали, а потом целитель спросил неестественно спокойным голосом:

— Что ты делаешь, а?

— Смотри, и все поймешь сам, — коротко ответил Эрдан, у которого от страха все тряслось. Как же он сразу не понял? Случайно оброненная магусом фраза об огне, который иногда вырывается наружу, сияние, окружившее его после удара молнии… «Заступница, да мы сейчас куда ближе к смерти, чем ночью!»

Лежащая на палубе фигура вздрогнула. Казалось, Кристобаль пришел в себя, но Эрдан не двинулся с места и знаком приказал остальным не шевелиться. Магус несколько раз дернулся, проверяя на прочность веревки, потом изловчился и встал на колени; его голова была низко опущены, взъерошенные волосы закрыли лицо — и поэтому, когда раздался смех, они не сразу поняли, что это именно он смеется.

Тихо, хрипло и зловеще.

— Догадался все-таки, — послышался глухой голос, совсем не похожий на Кристобаля. Эрдан отступил назад. — Отпусти! Отпусти меня сейчас же!!

Убедившись, что никто его не слушает, магус — или то, что им овладело, — снова принялся терзать путы, но для Феникса они оказались достаточно крепки. Он зарычал, как волк, дернулся и упал; волны нестерпимого жара пошли во все стороны — а потом его тело окутало красноватое марево, в котором посверкивали искры.

— Веревка… — прошептал Унаги. Эрдан покачал головой.

— Он не может пережечь веревку. Его одежда тоже не горит, видишь? Сейчас… скоро все закончится…

И в самом деле, все закончилось. Но до этого магус успел пообещать сделать с ними много разных вещей и самыми интересными способами — от этого перечня даже невозмутимый Унаги побледнел, а на Велина и вовсе смотреть было страшно. Эрдан терпеливо ждал — и дождался. В горле магуса что-то заклокотало, он захрипел, несколько раз дернулся и затих. Огненное облако постепенно растворилось; мастер-корабел смог приблизиться к своему ученику и освободить его от пут, не боясь при этом сгореть заживо.

Унаги и Велин помогли перенести бесчувственного Кристобаля в каюту, а потом уставились на Эрдана — он понял, что отложить объяснение не удастся.

— Пламенная сущность Феникса должна все время гореть, — сказал он, тщательно подбирая слова. — А Кристобалю приходится изображать обычного человека, загоняя феникса в глубины души, — это все равно что зрячему человеку постоянно ходить с повязкой на глазах. Огонь накапливается и ждет подходящего случая, чтобы вырваться на волю…

— Ты говоришь так, словно огонь — живое существо, — недоверчиво пробормотал Унаги.

— Очень даже живое, поверь! — грустно усмехнулся Эрдан. — Так вот, огонь ждет. Кристобаль признался мне, что может поджечь что-нибудь, если выйдет из себя.

— Бывало… — признался Велин. Унаги кивнул.

— Я в тот раз не обратил на эти слова особого внимания, а потом сообразил: раз в такие моменты появляется искра, что случится, потеряй он сознание? Ну, вы сами видели. Пробудился феникс.

— Пробудился? — переспросил Унаги, покосившись на своего капитана, — тот лежал без движения, бледный и очень несчастный. — В нем что, две души?

— Ты ничего не понял… — вздохнул Эрдан. Он подсел к лежащему магусу, опустил ладонь ему на лоб — кожа была холодной и чуть влажной от пота. — У магусов любого клана есть два лица, и оба они — истинные. Скопа, готовясь к бою, отращивает костяные лезвия. Ястреб превращается в порыв ветра, который никто не может остановить. Соловей поет — и его тело словно растворяется для чужих глаз, остается только голос. Так и Фениксы… — Он чуть помедлил. — Я видел Феникса в боевом облике. Слово «страшно» не подходит для того, чтобы описать мои чувства…

Вода, закипающая от прикосновения, обжигающе горячая кожа и искры с кончиков пальцев — все это детские игрушки. Алое марево, окутавшее бесчувственное тело Кристобаля, должно было собраться в крылатую огненную птицу за его спиной, готовую испепелить любого, на кого упадет пламенный взгляд. Разноцветные глаза магуса при этом пылали бы, словно раскаленные угли.

Феникс знает лишь одну цель — оберегать хозяина, и выполняет ее слепо. Связь Кристобаля и «Невесты», как понял Эрдан, должна была привести к тому, что фрегат принимал на себя боль, которую испытывал капитан, помогая тем самым сдерживать огонь, но теперь все случилось наоборот: «Невесте» было слишком больно, и отголосок этого чувства оглушил магуса. И тогда проснулся Феникс…

— Единственный способ удержать пламя — связать ему руки и закрыть глаза, что я и сделал. Нужно лишь успеть до того, как пробудится истинная сущность и начнет палить все вокруг.

— Он вспомнит потом… что говорил? — тихонько спросил Велин.

— Думаю, да, — ответил мастер-корабел. — Он вспомнит больше, чем хотелось бы.