и титулы, и ведь получили! Малоизвестный костромской дворянин, отец невесты, стал в одночасье боярином, его брат – окольничим, племянники – стольниками и кравчими. Это было похоже на сказку, и, конечно, новоиспеченным родственникам государя вскружило голову. И они все, радуясь успехам семьи на дружных и пьяных застольях, совсем не обращали внимания на несчастную Марфу, кою ради чинов и власти принесли в жертву. Не знали они, как рыдала она в подушку, трясясь от омерзения, что придется лечь в постель с этим страшным человеком. Господи, за что такие муки? И не смела она никому показывать слез, но изводила себя с каждым днем все больше и больше, перестав даже должным образом питаться. И сама не замечала, как начинает терять силы. И никто не замечал в суматохе свадебных приготовлений и в ослепляющем свете свалившихся с неба богатства и власти.

Одновременно с тем шли приготовления и к свадьбе царевича с Евдокией Сабуровой. Конечно, в красоте и статности она, низкая и слегка полноватая, уступала Марфе Собакиной, но, в отличие от царской невесты, сияла от счастья, влюбившись в царевича Ивана по уши. Уже в девичьей хихикала с боярынями, перешептывалась и томно вздыхала в ожиданиях, когда станет его женой. И пытливо, с опасением спрашивала, больно ли познавать мужчину впервые? Боярыни, что уже были замужем, делились своим опытом, успокаивая настороженную Евдокию…

История о третьей жене Иоанна обросла легендами, как это водится, в связи с ее ранней и таинственной смертью. И виной этому, по мнению многих, был яд, впрочем, как и всегда, ибо что могло погубить цветущую, пышущую здоровьем деву всего через две недели после свадьбы? На самом деле к октябрю, на который было назначено торжество, девушка уже была слаба. В ожидании брака с человеком, которого боялась и который был ей противен, она просто извела себя. И слезно молила мать разорвать помолвку, отменить свадьбу или хотя бы перенести, но мать, строго поджав губы, велела дочери замолчать, ибо пути назад уже не было.

– Руки на себя наложу! – крикнула в исступлении Марфа и, повалившись на перину, разревелась в подушку. Сердце матери разрывалось, но что она могла? Честь рода превыше всего, да и оскорбить царя не посмел бы никто. Но когда Марфа ослабела настолько, что слегла в постель, наконец недуг заметили. И скрывать это от царя было нельзя («венчалась с царем здоровая девушка, а женой ему станет хворая?»). Василий Степанович Собакин грыз нервно ногти. Сказать государю и потерять все, что получили? Но как не сказать – все знали буйный нрав царя («точно голову не сносить за неправдой!»). В итоге даже сам Малюта приехал взглянуть на больную и советовал написать государю о хвори его невесты. Царский ответ прибыл незамедлительно, сказав, что ей стоит познать мужчину, и тогда Господь исцелит ее от недуга. А на девушку было страшно смотреть: серое лицо со впалыми щеками, вокруг провалившихся глаз черные круги, русые крепкие волосы потускнели и лезли из головы клоками…

Меж тем душное лето миновало, и наступила холодная дождливая осень.

Близилось время свадьбы. Уже едут из Новгорода толпы скоморохов с ручными медведями – веселить гостей; везут телегами снедь и напитки на праздничный стол, уже прибывают гости. Многочисленные родственники невесты назначены выполнять обязанности мовников, дружек, спальников. Дружками царя были Малюта и жених его дочери Борис Годунов. Столь великая честь семье Годуновых была оказана впервые.

Тогда-то родственники невесты сумели найти какое-то снадобье, которое должно было поставить на ноги их ослабевшую дочь. Через нужных людей достали необходимое, и мать Марфы за несколько дней до свадьбы наливала ей это снадобье в питье. Даже Малюта не знал об этом, и зря Собакины не обратились к могущественному родственнику. Растерянностью и неосведомленностью о придворных интригах они погубили свою дочь…

И вот Марфа, бледная, поддерживаемая свахами, одетая в парчовый, шитый жемчугом наряд, идет, едва перебирая ногами. Со свечами и мисками с хмелем, шкурами и с горстью червонцев за ней двигалась процессия. Невесту по обыкновению поддерживали под руки всегда, ибо платье ее весило довольно много, поэтому никто и подумать не мог, что если бы не свахи, Марфа упала бы без сил. Лишь некоторые заметили, как шепчет она бледными губами что-то да глаза нехорошо блестят, но не придали этому значения. В Крестовой палате ее посадили под образа, и там, в духоте и удушливом для нее запахе свечей, все ждали царя. Марфа уже не знала, переживет ли свою свадьбу, ибо святые на иконах плыли перед глазами. От стеснения нарядов не хватало воздуха. Мать ее обеспокоенно глядела то на дочь, то на мужа, но Василий Собакин был невозмутим – нервно стряхивал с лысой макушки капли пота в ожидании государя.

Марфа не помнила, как вошел Иоанн, облаченный в золотую ризу и Мономахов венец, как произошел «выкуп» невесты, как благословляли иконой трепетавшие родители. Ее просто куда-то вели, что-то говорили, подсказывали. И сидели за столом, и славили их гости, и пристально заглядывали в лицо невесты родичи первых двух государевых жен, и среди них многие заметили, что невеста странно выглядит. Иоанн и сам это заметил и раньше положенного объявил, что уходит с невестой в приготовленные для них покои.

И когда уже, покинув застолье, шли по темным переходам дворца, Марфа, ослабнув, рухнула ничком на пол. Иоанн, испугавшись, от неожиданности отпрыгнул от нее, попятился, и вот уже со взволнованным гомоном ее обступили родственники и слуги, пытаясь помочь. Царь с гневом озирался вокруг. Рядом оказался верный Годунов.

– Государь, вели ее в покои отнести, смотри, она белая вся, ни кровинки, да лекарей позвать надобно!

Иоанн кивнул и, скрипя зубами, удалился на свою половину. Перепуганная родня невесты не знала, что делать, тихо, словно мыши, сидели они под дверью ее покоев, страшась больше за потерю титулов, чем за жизнь «подведшей» их Марфы. И царь, отказавшийся возлежать с больной невестой, вызвал Малюту. Сам Григорий Лукьянович был молчалив и хмур, войдя к государю, пал пред ним на колени и опустил голову. Царь, уже переодевшись в короткий кафтан, встретил его холодным тяжелым взглядом.

– Как это понимать? – Грубый голос Иоанна нарушил тишину. – Обручался я со здоровой девкой, теперь она больная лежит там!

– Извели, государь, – отвечал несмело Малюта. – Недруги твои извели… Изменники!

– Найди! – бросил злостно царь.

– Да, государь!

– Теперь выйди вон!

Эту ночь он провел с одной из холопок, которую, после того как овладел, отослал прочь, а затем долго и слезно молился, в поклонах с