– Хотите сказать, что один из наших полубогов сегодня умрет? – спросила Джиджи. Ее голос дрожал, а глаза снова наполнились слезами.

– Господи боже, – прошептал Ноа. – Разве можно сделать такой выбор?

– Давайте попросим, чтобы он выбрал что-нибудь другое, – предложила Джемма. – Может, он согласится довольствоваться пальцем?

– Так оно не работает, – отозвался Гермес, неотрывно глядя на надпись. – Теперь уже слишком поздно. Омфалу нужны способности полубога, чтобы стать сильнее. Все всегда упирается во власть. После того как задал омфалу вопрос, пути назад уже нет. Если мы сейчас решим уйти, омфал все равно возьмет то, чего желает. Он заберет силу одного из вас.

– Но разве так не будет лучше?! – воскликнула Тиффани, дрожа как осиновый лист. – Разве сами мы можем принять такое решение?

Эдип за все это время не сказал ни слова. Он стоял, скрестив руки на груди, и не двигался, словно окаменел.

Я подняла руку, несмотря на то что от страха с трудом могла вспомнить собственное имя.

– У меня способности двух богов. Я могу отдать одну из них.

Маэль резко повернулся ко мне, его серые глаза сверкали гневом, перемешанным со страхом.

– Нет, не можешь. Агада унаследовала по четверти божественных сил от каждого из родителей. Две четверти – это половина. Вот почему Агада стала полубогиней. Понимаешь? Омфал хочет половину сил, а не четверть. В тебе течет кровь Агады. Не меньше, но и не больше. У тебя силы полубогини, а не богини.

– Но я намного сильнее Агады! Ты сам так говорил, да и другие тоже заметили. Агада никогда не могла управлять людьми силой мысли, мне же достаточно посмотреть врагу в глаза, и тот забудет, что хотел. Агада так не могла, а я могу. Кроме того, я могу заставить солнце сиять ярче, могу обжечь кого-нибудь – даже полубога. Не знаю, почему так происходит, почему я сильнее ее. Возможно, потому, что я нимфа. Или это дело рук мойр, возможно, они подмешали мне что-нибудь в спагетти. Впрочем, этого мы уже не узнаем. Фактом остается следующее: я не Агада. Я намного сильнее. И ты это знаешь.

Маэль посмотрел на меня, плотно сжав губы. Он знал, что я права, но беспокойство о моей судьбе затмевало доводы рассудка. В любой другой ситуации я бы притянула Маэля к себе и крепко обняла, чтобы успокоить, но сейчас у нас не оставалось на это времени. Скоро омфал сам заберет то, что хочет. Сейчас мы еще можем сделать выбор, и я его сделала. Долгое время я была лишь игрушкой в руках мойр. На ум пришли слова Агады: «Доверься мне, как я доверилась богиням судьбы». Я сделала глубокий вдох. Да, я тоже им доверилась. У них есть план. Не знаю почему, но они хотят остановить грядущий конец света. Я в этом уверена. А еще я уверена, что именно мне, той единственной, кто обладает силами сразу двух богов, придется пожертвовать собой. Не знаю, какую силу омфал заберет у меня, но я верю в судьбу. Верю, что у мойр есть некий великий план и что они знают, какие силы понадобятся мне в будущем.

Я шагнула к омфалу.

– Нет! – закричал Маэль и схватил меня за талию, пытаясь остановить. Ему это удалось. Но тогда я вытянула вперед руку, как пловец на финишной прямой. Все вокруг закричали от страха. Моя рука легла на омфал, прямо на вырезанные на камне буквы, оглашавшие цену за его помощь.

Я успела удивиться тому, что камень такой приятно теплый, а затем почувствовала, как молния насквозь пронзила мое тело. Не в силах сделать ни вдоха, я попыталась убрать руку, но омфал притягивал меня к себе, словно магнит. Вокруг меня царил переполох, волны окатывали меня по плечи. У меня подкашивались колени, но Маэль продолжал крепко держать меня в объятиях. Если бы не он, я бы ушла под воду. Перед глазами все расплывалось, но я все равно увидела, как открылся портал. Небо висело низко, казалось, протяни руку – и достанешь. Нас окружали тьма и миллион звезд. Похоже, омфал впитал в себя воду: над надписью появился пузырь черной бурлящей воды. Спустя мгновение из него появилась первая небесная нимфа – стройная, изящная и очень красивая: иссиня-черные волосы, темные глаза, светлая кожа… От ее ногтей и губ исходило золотистое свечение. Одета нимфа была в древнегреческую тунику, украшенную крошечными золотыми звездочками. Стоило ей ступить своими сандалиями на поверхность реки, как та благоговейно расступилась, словно освобождая путь. Нимфа стояла между потоками воды, нетронутая ее ревущими волнами. Ее туника оставалась сухой, как и длинные волосы, уложенные в греческую прическу.

В бурлящем пузыре можно было различить силуэт следующей небесной нимфы. Я успела подумать: «Какие же они красивые», после чего ослепляющая боль во второй раз пронзила мое тело, и я потеряла сознание.

* * *

Куриный суп…

Я умерла. Конечно же, я умерла. Камень высосал из меня все силы, я просто не могла выжить. Удивляло другое: неужели слава о знаменитом супе Эдипа добралась даже до царства мертвых? Я морально готовилась к тому, что окажусь на берегу Стикса в форме тени, и гадала, кто же оставил суп у ворот в подземный мир.

Перед закрытыми глазами плясали вспышки света. Тело казалось до странного пустым. Я попыталась пошевелить рукой, но не смогла. Мне хотелось, чтобы темнота ушла, я попыталась открыть глаза, но без толку.

– Чтобы он – и изменился? – донесся до меня голос. Хорошо знакомый, родной голос. – Уму непостижимо! На протяжении многих тысячелетий омфал служил злу. Хочешь сказать, его закоротило и он внезапно решил служить кучке нимф? Извини, но это какая-то сказочка. А я, между прочим, владелец рекламного агентства! Я знаю толк в сказках.

– Ты же сам видел, что случилось после того, как появились Плеяды. – Этот голос я тоже знаю, хоть и не так долго. – Омфал становился все светлее и светлее, пока не побелел полностью. Белый цвет символизирует добро, это даже детсадовцы знают. Когда омфал спит, он серый – поверь тому, кто хранил его на протяжении многих лет! После пробуждения омфал наполняется темной энергией и становится черным. Потому что он плохой. Только вот теперь он белый как снег. А это что-то да значит. Да еще эта странная выемка посередине…

– Если вставить туда недостающую часть, то мы, скорее всего, взлетим на воздух. Я тоже не верю, что древние злые камни могут меняться. Нам очень повезло, что Ливия жива, но кто знает, в каком состоянии она проснется? Вдруг она даже не вспомнит своего имени? Не сможет больше ходить? Клянусь, если омфал ей навредил, то я лично отвезу его на ближайшую свалку. Он превратится в бетон – и прощайте, амбиции!

– Нельзя забывать о том, что он для нас сделал, – сказал женский голос, который я не узнала. – Он помог нам бежать. Без него мы никогда бы не покинули небеса.

Присутствующие на время замолчали, словно взвешивая для себя все «за» и «против».

– И что? – наконец спросил мужской голос. – Даже если омфал вдруг подобрел, это не значит, что им можно украсить лужайку! Мы понятия не имеем, какую цель он преследует. К тому же он занимает до фига места. Почему он все еще в гостиной?

– Думаю, омфал не рассчитывал, что Ливия пожертвует собой. Раньше такого никогда не случалось. Люди приносили ему жертвы, преследуя корыстные цели. Отцы проливали кровь сыновей, чтобы захватить власть, мужья убивали жен, чтобы заполучить другую женщину. Чаще всего жертвы приносились ради низменных целей. Ливия же отдала свои силы ради высшего блага: чтобы другим не пришлось жертвовать собой и чтобы спасти мир. Ей руководил не эгоизм, не жажда власти и не стремление к славе. Ливия думала не о себе, более того – она пошла на добровольную жертву. Думаю, омфал понял это слишком поздно. Сила Ливии извлекла из него все зло, сделала тем, чем он был в начале времен: средством общения, порталом, который сближал и объединял богов, укреплял связывающие их узы. Со временем плохие качества людей и богов сделали из омфала то, чем он стал. Точнее, чем он был, потому что Ливия вернула его в первоначальное состояние.