затем, чтобы обрушиться с еще большей жестокостью. Тело сопротивляется, открывается. Мозг перестает работать, потому что не в силах вытерпеть эти всплески, это чувство, что живот вот-вот разорвется надвое.

Затем, с последними толчками, приходит успокоение. Что-то вроде тупого смирения. Я умираю, думает Франка, которая вся в поту, в крови и в отошедших водах, и уже желает себе смерти, потому что вконец измотана и не может больше терпеть эти мучения. Она встряхивает головой, всхлипывает.

– Больше не могу, – шепчет она матери, которая держит ее за руку. – Не получается.

Костанца, тоже вся в испарине, сжимает ее руку, вытирает ей пот.

– Конечно можешь, – подбадривает она. – Джованну же ты родила. С ней тоже было нелегко, помнишь?

Склоненная меж ее ног акушерка издает звук, похожий не то на смех, не то на фырканье.

– Синьорина Джованна лежала не так. Мне пришлось ее разворачивать! Этот лежит правильно, но слишком уж большой. Тужьтесь, и да поможет нам святая Анна!

Франка не отвечает. Чувствует приближающуюся схватку. Сгибается вперед, подавив позыв к рвоте. Сейчас ей надо освободиться, позволить, чтобы ее создание появилось на свет. Она тужится.

– Хватит… отдыхайте… – Акушерка кладет ей руку на живот, выпрямляет спину. Поглаживает ей руку. – Ребенок выходит. По моей команде тужьтесь и замрите! Сейчас!

Франка кричит. Чувствует, как что-то выскальзывает из нее, как будто печень или селезенка. Протягивает руку, но, обессиленная, она не в состоянии спросить, узнать. Закрыв глаза, она падает на подушки.

Кончено. В любом случае. Все кончено.

Несколько невероятно долгих секунд.

Затем крик новорожденного.

Она открывает глаза, видит мать. Счастливая, Костанца плачет и смеется одновременно, руками прикрыв рот, кивает:

– Мальчик!

Он все еще соединен с ней пуповиной, весь в крови, в беловатой пленке плодного пузыря. Но это – мальчик, здоровый, живой, у него большие глаза, ротик скривился от плача, в котором заключена вся боль первого дыхания.

Мальчик. Наследник.

* * *

– Мальчик! – крик раздается по всему дому.

Джованна известила Иньяцио, ожидающего в зале на первом этаже вместе с Ромуальдо Тригоной, Джулией и зятем Пьетро. Много лет, может с самого детства, Иньяцио не видел на лице матери такой светлой улыбки, как тогда, когда она сказала ему:

– Мальчик, сынок! Наконец!

Иньяцио немедленно велит принести шампанского, просит всех слуг взять себе по бокалу. Сам поднимает фужер, обнимает друзей и родственников, воздевает руки к небу. Няня привела Джовануццу к отцу, чтобы отпраздновать событие. Он берет ее на руки, кружит в воздухе и целует в лоб, потом целует свою сестру Джулию.

Он счастлив. Пять лет спустя наконец родился наследник. Финансовые проблемы? Трудности в судоходной компании? Деньги, которых вечно не хватает? Все это от него далеко! Требования рабочих литейного завода? Какое они имеют значение? Теперь есть еще один Иньяцио… потому что именно так его будут звать. Как и его отец, он будет дальше славить их фамилию.

После очередного фужера шампанского он вызывает Саро.

Тот останавливается на пороге, кланяется.

– Самые добрые пожелания, дон Иньяцио.

Сияющий Иньяцио подходит к нему, хватает его за плечи, смотрит ему в глаза.

– Принеси мне марсалу. Но не нашу обычную, а бутылки моего деда, которые стоят в самом дальнем углу погреба. Пошли кого-нибудь за ними и принеси наверх, да побыстрее.

Саро смотрит на него изумленными глазами и уходит. Иньяцио оглядывается вокруг, берет широкую серебряную чашу в центре стола, переворачивает ее, вывалив композицию из сухих цветов на стол, и, стуча по ней, как по барабану, проходит через всю виллу до красной лестницы, которая ведет на его с Франкой половину.

Ромуальдо, посмеиваясь, поднимается вслед за ним по лестнице. Пьетро в недоумении, но он не успевает поставить ногу на первую ступеньку, как его останавливают Джованна и Джулия, которая держит Джованнуццу на руках.

– Что это на уме у моего брата? – растерянно спрашивает Джулия.

Пьетро разводит руками:

– Кто ж его знает? Он приказал Саро принести марсалу.

Джованна качает головой, закатывает глаза к потолку:

– Никто не знает, что пришло ему в голову…

Джулия вручает Джовануццу гувернантке, подхватывает юбку и энергичным шагом поднимается вверх по лестнице, следом за ней мать. Не хватало еще, чтобы Франка упала в обморок от его изощренной изобретательности, думает Джулия. Она-то знает, что значит перенести роды. Мужчины об этом не имеют ни малейшего представления. Обе женщины идут по коридору и останавливаются посреди зимнего сада. Внезапно позади себя они слышат тяжелое дыхание и звяканье стекла. С запыленными бутылками в руках появляется Саро.

– Что ты делаешь? – Джованна возмущена.

– Дон Иньяцио сказал мне… – Саро переводит дыхание.

– Саро! – Голос Иньяцио гремит по всей вилле. – Саро, где ты? – С блестящими от возбуждения глазами он выглядывает из комнаты Франки, подает ему знак зайти и исчезает внутри.

Необычная процессия возобновляет свой путь и оказывается перед Франкой: она сидит на кровати, бледная и измученная, но с улыбкой на губах. Ее мать держит на руках младенца и ждет, когда кормилица приготовит для него пеленки.

Иньяцио хватает бутылки и выливает марсалу в серебряную чашу на туалетном столике. Комната наполняется резким запахом алкоголя, который смешивается с соленым запахом пота и более тонким, железистым – крови.

После чего Иньяцио поворачивается к теще и протягивает к ней руки. Констанца не знает, как поступить, смотрит на дочь, но Франка смеется, кивает: она догадалась и счастлива. Джулия тоже догадалась и хватает брата за руку.

– Подожди! – кричит она со смехом.

Джулия берет графин с водой, подготовленный для купания, и выливает воду в чашу, под перепуганными взглядами всех остальных.

– Надо разбавить марсалу, иначе ты ему навредишь! Он же только родился.

Голенький новорожденный в руках отца открывает глазки. Иньяцио замирает на секунду, смотрит на него – на существо со сморщенным личиком и красноватой кожей. Это его сын. Его и его обожаемой Франки.

На одной руке он осторожно опускает ребенка, держит его над чашей, зачерпывает ладонью другой руки вино, разбавленное водой, и мочит ему головку. После чего опускает ребенка в чашу.

За его спиной раздаются возмущенные возгласы.

– Да что же это такое? Не крестить же ты его собрался?! – кричит Джованна, потому что такой род крещения для нее сродни богохульству.

Джулия прикрывает рукой рот, не зная, смеяться ей или сердиться. Джовануцца стоит позади тети и наблюдает за этой сценой вытаращенными глазами.

Но Иньяцио никого не видит и не слышит. Ищет Франку взглядом. Она хохочет и хлопает в ладоши. Нежное выражение ее лица он запомнит на всю жизнь.

Да, жизнь, за которой он никак