которую они обе очень любят. И нашла ее в слезах: Франка сидела за туалетным столиком, уронив голову на руки, в которых был зажат листок. На полу в порыве гнева разбросаны расчески, щетки, флаконы, кремы и духи.

– Что с вами, донна Франка? Вам плохо? – спросила она, положив книгу на кровать.

Продолжая рыдать, Франка подала ей листок.

По мере чтения письма лицо Маруццы багровело.

– Какие бессовестные люди! – воскликнула она. – Анонимные письма – орудие подлецов… да еще посылать их беременной женщине? Как не стыдно?!

– Я не знаю, кто эти женщины, с кем он встречается, и знать не хочу, – пробормотала Франка сквозь слезы. – Я терплю это, потому что знаю, что он любит только меня и вернется ко мне. – Она встала и пристально посмотрела Маруцце в глаза. – Но в последнее время я все чаще стала задумываться, а не лучше ли мне уйти? Вдвоем с дочкой?

Маруцца взяла ее за руки.

– Донна Франка, мы с вами уже немного знакомы. Могу я говорить с вами откровенно?

Франка кивнула.

– У вас есть все, что может пожелать себе женщина. Здоровье, красота, дочь – чистый ангел. И… вот это все, – широким жестом она обвела спальню рукой. – Вы снова готовитесь стать матерью, вы не забыли?

– Но…

– Мы все одиноки, донна Франка, мужчины и женщины. Деньги, титулы или общественное положение не имеют значения. Мы все ищем того, чего у нас нет, чего нам не хватает. Но мужчине сразу дано оружие, чтобы вести сражения. Женщина же должна добывать себе оружие и платить за него дорогую цену. Вам повезло, оружия у вас предостаточно, и вы даже научились им пользоваться. У многих женщин его просто нет. Все это не заслуживает вашего внимания, как и та, что написала это письмо.

Нахмурив лоб, Франка посмотрела на листок, словно ища подтверждения последним словам Маруццы.

– Конечно, это написала женщина, – продолжила Маруцца. – Видите ли, некоторые женщины и не ищут себе оружия, поскольку иначе им пришлось бы слишком многое изменить в себе, в первую очередь образ мыслей. Пришлось бы перестать верить в сказки. Как пишет Неера… – Маруцца взяла с кровати книгу, пролистала ее, дойдя до нужной страницы. – «Не обладая решимостью и волей отыскать то, в чем их главное преимущество, они хватаются за самый удобный и ближайший стереотип», – прочитала она. – Им страшно жить, поэтому они превращаются в людишек, которые всего боятся и чувствуют себя сильными только тогда, когда судят других. Но горечь, которую они испытывают, превращается в желчь, душит их, и им надо излить ее любым способом, в том числе с помощью таких писем, как это. Они несчастные люди, донна Франка. Да, они завидуют вашим деньгам, платьям, драгоценностям… Но поверьте мне, они нападают на вас только потому, что понимают, какая вы женщина. Вы – смелая. Зная, как ведет себя ваш муж, вы не отплачиваете ему той же монетой, ходите с поднятой головой, не прячетесь, не позволяете никому унизить ваше достоинство. Вы знаете, какое имя вы носите.

Франка снова села на стул.

– То есть вы считаете, мне следует пожалеть ту, что написала это письмо?

– Безусловно. К тому же есть и другие женщины…

– Другие?

– Распутные, которых ваш муж осыпает драгоценностями. У них небольшой арсенал… но они прекрасно умеют пользоваться тем, что у них есть.

Маруцца засмеялась, но невесело.

– Представьте себе, они тоже достойны сожаления. Им кажется, что их ценят, но они даже не отдают себе отчета, что мужчины используют их для собственного развлечения и никак иначе. Любовницы на несколько недель, их оставляют без всякого сожаления, выбрасывают, как старых кукол.

Франка не может скрыть удивления, которое эти слова – такие неприятные, но такие верные – вызвали в ней. Она мысленно сопоставила образ Маруццы с образом Джулии, ее золовки. Две совершенно разные женщины сказали ей одно и то же: растение с крепкими корнями, она не должна бояться расти, тянуться к небу своими ветвями. Ей судьбой предназначено развиваться, становиться сильнее и сильнее.

И все-таки.

– Но почему же до сих пор так больно, после стольких лет? – спросила она скорее себя, чем Маруццу.

Маруцца вздохнула и ответила с горькой улыбкой:

– Любовь, донна Франка, неблагодарное животное: она готова откусить руку, что его кормит, и лижет ту, что бьет. Чтобы любить всю жизнь, любить по-настоящему, надо стереть память.

* * *

Острая боль в спине. Такая резкая, что ее всю передернуло.

Франка чуть не подскакивает в кресле в малом зале, переводит дыхание. Неужели схватки? – думает она. Она тянет руку к колокольчику, зовет служанку, которая мгновенно появляется на пороге.

– Слушаю, донна Франка.

– Позови графиню Бардесоно, пожалуйста. Передай ей, чтобы она пришла прямо сейчас.

Новый приступ боли. С того разговора об анонимном письме, месяц назад, их связь с Маруццей стала крепче, ближе. Франка инстинктивно позвала ее, а не свекровь.

На лестнице слышны быстрые шаги. Открывается дверь. Франка поднимает голову, встречается с ласковым взглядом Маруццы. И в ту же секунду сгибается и насилу сдерживает стон. Бледнеет, тяжело дышит.

Маруцца щупает ее лоб, затем убирает руку.

– Началось? Хотите, я позову доктора? Вашу мать?

Вашу мать, а не донну Джованну. Определенно, Маруцца ее понимает.

– Акушерку и доктора… и мою мать, да. Она может погостить у нас несколько дне…

Резкая боль пронзает живот. Пальцы Франки сжимают запястье Маруццы.

– Слишком рано, – тихо говорит она с легкой паникой в глазах. – Они начались так внезапно…

Маруцца поводит рукой.

– Второй ребенок всегда рождается быстрее первого. Хотите, я позову вашего мужа?

Иньяцио. Франка хочет, чтобы он был рядом. Если бы он ждал исхода родов здесь, в доме, это придало бы ей сил. Где он сейчас? На заседании «Генерального пароходства» или гуляет? Он ушел, ничего не сказав. Попрощался с ней, поцеловал на ходу, слегка прикоснувшись губами, и она едва успела разглядеть его, как всегда безукоризненно одетого, с гвоздикой в петлице.

– Узнайте у Саро, где он, – отвечает она.

Опершись рукой на руку Маруццы и положа правую на поясницу, Франка встает и делает несколько шагов. Кровать подготовлена, одежда – в шкафу. Через окно проникает мягкий свет, все погрузилось в тишину, застыло в ожидании. На комоде стоят белые цветы, и от их запаха ее тошнит.

– Пусть их унесут, – просит она Маруццу, показывая на цветы.

Новая схватка: сильная боль, идущая от низа до верха живота. Никаких сомнений, второй ребенок готовится появиться на свет.

* * *

Сосредоточиться. Вдох-выдох, вдох-выдох. Ощутить ускорение крови в венах, тогда как саму ее волнами накрывают боли, отступающие лишь