ее за руку в танце, то совсем не догадывался о наличии маленького шестого пальца, так искусно она прятала его…

Танцевала Анна легко и изящно – лучше, чем любая из англичанок. Когда я похвалил ее успехи, она лишь пожала плечами и вновь отнесла это к заслугам Франции.

– Там я всему научилась. В этой стране все хорошо танцуют. Французы как раз считали, что я мало преуспела в танцевальном искусстве.

– Франция, – рассмеялся я. – Она же насквозь фальшива, там и лукавство возносят до уровня искусства. Французы потеряли душу, потому что слишком озабочены внешней оболочкой.

– Вы чересчур строги к ним, – возразила она. – По-моему, не стоит с легкостью отвергать то, что может доставить подлинное наслаждение… в том числе и способность оценить игру.

– Тактичное определение фальши и обмана.

– Как раз в этом заключается разница между англичанином и французом, – усмехнувшись, заметила она.

– Кстати, французский король весьма преуспел в притворстве, – проворчал я.

Что, интересно, думает она о Франциске?

– Точно! И он очаровательно играет!

Франциск очарователен?

– По крайней мере, ваша сестра так полагала, – осуждающе произнес я.

Анна вздрогнула и опустила глаза.

– Да, по-моему, она восхищалась им, – сказала она, помедлила и добавила: – И у нее имелся большой выбор для сравнения.

– Вероятно, как и у вас, – бросил я. – Впрочем, вам теперь придется искать сравнений на наших берегах.

Вот так я едва не выдал свои чувства. Ее присутствие, ее близость воспламенили меня. Я должен обладать ею!

– Если только… вы сами не подпали под чары Франциска…

Я должен узнать это немедленно, очень важно сразу все выяснить. Я не мог удержаться от завуалированного вопроса, неизвестность невыносима…

– Нет. Мне известно лишь то, что говорила Мария.

Мария? Она что-то рассказывала сестре? Я порадовался, что не стал больше встречаться с ней после первого года ее замужества. Разве благовоспитанная дама будет делиться интимными подробностями? Развратница, только развратница!

– Я совершенно неопытна в подобных делах, ваша милость, – скромно проронила Анна. – И нуждаюсь в наставнике.

Никаких сожалений о Перси, с которым она самовольно обручилась?! Даже в тот момент меня поразило ее непостоянство. Но я сразу отбросил нежеланную мысль. Более того, я нашел ей оправдание. «Вот, – сказал я себе, – это доказывает, что она не любила его по-настоящему».

– Я могу научить вас, – без обиняков заявил я.

– Когда? – с равной смелостью поинтересовалась она.

– Завтра. Давайте встретимся…

Ох, где же нам встретиться?

– …на музыкальной галерее Большого зала…

Когда же Екатерина отпускает ее?

– …в четыре часа пополудни.

Любимое время для любовных приключений.

Именно тогда менестрели заканчивали репетиции. Анна ловко высвободила руку и присела в реверансе.

– Благодарю вас, ваша милость, – беспечно сказала она и ушла.

Ее походка навеяла мимолетное, но неприятное воспоминание о ловко ускользающей темной змее, которую я однажды увидел под стенами элтамского сада…

Завтра может начаться новая жизнь. Завтра.

Придворные в ожидании собрались вокруг меня, на их лицах поблескивали серебряные маски. Мы продолжим бал… да, будем плясать целую ночь. Пусть Уолси прикажет принести новые факелы!

Галерея менестрелей была темной и совершенно уединенной. Сюда не проникали солнечные лучи, что падали из длинного ряда окон и освещали Большой зал, к стене которого она примыкала. Впрочем, Анне нечего было бояться яркого дневного света. Молодость делала ее безупречной.

Я пока еще не решил, чем заняться с ней. Да, несомненно, мне хотелось, чтобы она стала моей любовницей. И после страстных объятий… Как ни странно, я думал о близости больше ради Анны, чем ради себя. Я не нуждался в таком подтверждении нашей связи, поскольку ощутил духовное родство с Анной в тот самый момент, когда впервые увидел ее в Хэмптон-корте, – странное притяжение возникло мгновенно. И поэтому физическое соитие могло стать важным именно для нее. Женщины так нуждаются в определенности. Без этого она не считала бы наши отношения прочными.

Я пребывал в волнительном ожидании. Гнездышко (пустующее со времени постепенного расставания с Марией Болейн) уже привели в порядок. Я приказал вымыть, проветрить и обновить его, а также застелить кровать лучшими простынями, отделанными брюссельским кружевом. Через полчаса я приду туда с Анной… а через час мы начнем нашу совместную жизнь. Чем бы это ни обернулось, к чему бы ни привело…

Ожидание затягивалось. Под окнами Большого зала постепенно меняли очертания прямоугольники света. Солнце садилось, и они удлинились до узких полос, а потом выцвели и исчезли. Зал погрузился в туманный полумрак.

Анна не пришла. Она нарушила наш уговор.

Может, Екатерина задержала ее. Она вдруг понадобилась королеве для какой-то церемонии. Не исключено, что та прониклась к своей фрейлине симпатией и пожелала сделать своей наперсницей.

Анна настолько располагала к себе, что это казалось вполне вероятным.

Я уже собирался спуститься по узкой каменной лестнице, но тут ко мне робко приблизился паж.

– Мне велели передать послание, – с запинкой произнес он, после чего протянул письмо, поклонился и поспешно ретировался.

Я развернул листок.

«Ваша милость, – гласило оно. – У меня не хватило смелости прийти на нашу встречу. Я опасаюсь за свое целомудрие. Нэн де Болейн».

Она бережет целомудрие? Боится? Да она меня дразнит! Она же призналась, что могла бы предаться разврату с художниками в их каморках! А короля она остерегается! Бред! Она готова отдаться любому пачкуну, но только не Генриху!

Согласившись прийти сюда в условленное время, она заставила меня ждать! И вместо того чтобы явиться, прислала пажа! Словно сочла ниже своего достоинства произносить вслух столь неприятные вещи. Видно, я сам был ей неприятен. Я, король!

Через две недели я избавился от Анны. Она уехала обратно в Хевер. Мне не составило труда удалить ее от двора: всего-то написать распоряжение, поставить свою подпись, присыпать песком и запечатать. По велению монарха подданные отправляются туда, куда он сочтет нужным, и выполняют любые его поручения. Но, видит Бог, я не имел власти над женой, дочерью и воображаемой любовницей. О женщины! Они правят нами весьма искусно, почти незаметно и чрезвычайно ловко.

36

Поначалу, когда осень перешла в зиму, я скучал без Анны. Меня тянуло к ней по-прежнему и даже еще сильнее. Однако причины я не понимал…

Но так не должно быть. Отчего возникла эта привязанность, если чувство мое осталось безответным? Ради чего тратить столько сил? В конце концов, я связан узами брака, у меня есть жена Екатерина…

Потом навалилось множество дел, в первую очередь я хотел найти выгодную партию для принцессы Марии. Для заключения успешной сделки брака надо было проявить политическую дальновидность.

О господи, я