рослой. Красота ее сразила меня. Когда я пошел ей навстречу, на ее лице появилась странная соблазнительная улыбка. Она стремительно приблизилась ко мне, присела в реверансе и выпрямилась.

– Вы посылали за мной?

В ее голосе прозвучало искреннее – или мастерски разыгранное – недоумение.

– Да.

Я жестом предложил ей следовать за мной, не желая, чтобы наш разговор достиг ушей охранника. Широко расставив ноги, он маячил в дверях и заинтересованно наблюдал за нами. Вот досада! Очевидно, он полагал, что воинский долг обязывает его хранить бдительность, потому и застыл там как истукан.

Сам не знаю, почему я тогда отвлекался на посторонние детали, анализируя и комментируя их про себя. Зачем я, мечтавший увидеть Анну столько месяцев, упорно думал о безымянном страже теперь, когда она стояла передо мной?

Я повернулся к ней. Она взглянула на меня.

«Совсем ребенок, – неожиданно подумал я, – гладкое лицо, глаза ясные и… пустые? И все же – богиня. Немыслимо красива. А во взгляде… нет, не пустота, а сокрытые глубины неведомых наслаждений».

– Сир?

Анна вновь склонила голову, увенчанную блестящими, как вороново крыло, волосами. И посмотрела на меня все с тем же непонимающим, озадаченным выражением.

«Сколько же можно терпеть! – мелькнула гневная мысль, но ее тут же решительно сменила другая: – Осторожность не помешает…» Все мои дальнейшие заявления представляли собой беспорядочную смесь противоречивых порывов.

– Мы пожелали, чтобы вы вновь вернулись ко двору. Нам необходимо ваше присутствие.

– Я нужна многим людям или только вашему королевскому величеству?

Она возмутительно дерзка! Я смерил ее взглядом. Потом решил ответить честно. Что я теряю?

– Нашему королевскому величеству. Да, ваше присутствие необходимо мне лично. Это вас больше устраивает?

Она предпочла уклониться от ответа на прямой вопрос, как обычно поступают те, чьи чувства не отличаются пылкостью.

– Что же вам, ваша милость, могло понадобиться от меня?

Целомудренное дитя… Нет, Анна Болейн далеко не дитя. Кто же она на самом деле?.. Ведь эта загадочная особа смотрит на меня не как на короля, а как на мужчину. И полагает, что позволительно дерзить мужчине, осуждать его поступки. Стародавние женские ухватки. Как все это знакомо… и пагубно.

– Я хочу, чтобы вы стали моей женой, – словно в тумане, услышал я свой голос.

Я сделал предложение.

Именно этого в глубине души я желал.

Потом в ушах у меня зазвенел переливчатый смех. Я с отвращением вздрогнул. А она повернулась ко мне спиной. Я увидел желтую бархатную накидку, скрывающую узкие плечи и талию.

Застывший охранник сверкнул суровым взглядом и мужественно грохнул копьем по полу, напоминая, что он здесь и готов защитить своего короля от любого оскорбления. Болван!

– Убирайся! – взревел я.

Он мгновенно исчез.

Анна вновь смотрела на меня со странной усмешкой.

– Вашей женой? – произнесла она. – Но у вас уже есть супруга. Королева Екатерина.

– Она не жена мне по закону! Мы жили в грехе…

И внезапно я начал изливать свои душевные переживания и рассказывать, как росло во мне чувство вины перед содеянным.

Эта девушка, столь же привлекательная, сколь и насмешливая, не хотела слушать меня. Ее удлиненное лицо выражало недоверие, когда я цитировал какой-то забытый закон времен Генриха I, не имевший для нее значения.

Наконец ее губы дрогнули.

– Когда? – произнесла она.

Одно-единственное потрясающее слово!

– Без промедления, – сказал я. – Самое большее через год. Это дело решенное. Я колебался лишь потому… потому, что не знал ваших желаний.

– Моих желаний?

– Да, госпожа! Ваших желаний! Одно у вас имелось, как мне известно! – Голос мой начал срываться, но я уже не мог остановиться. – И не стройте тут передо мной наивную скромницу!

Внезапно я задрожал от ярости, видя ее уклончивость, притворную наивность и расчетливость. Опомнись, Генрих, ведь ты король!

– Все эти месяцы, – меня словно прорвало, и я начал выкладывать то, о чем поклялся молчать, в чем едва мог признаться себе даже в мыслях, – я любил вас и хотел обладать вами. Но вы играли со мной, терзали меня, давали глупые ответы на мои просьбы и предложения!

Я почти кричал. Интересно, слышат ли слуги в соседней комнате? А она взирала на меня с озабоченностью. Это выводило меня из себя.

– Итак, я спрашиваю вас в последний раз: станете ли вы моей женой? Станете ли вы королевой?

Вот так. Предложение сделано. Как будто помимо моей воли вырвались у меня эти слова.

– Ваша милость, – медленно произнесла Анна, – вашей женой я быть не могу, поскольку она у вас уже есть. А любовницей быть не хочу.

– У меня нет жены! – взревел я. – Я же сказал вам!

Она промолчала.

– Вы не верите мне! Считаете, что я лгу?

Я шагнул к ней. Она не отпрянула, а, напротив, подалась вперед, словно хотела прильнуть ко мне. Я сжимал ее плечи, стискивал пышные бархатные рукава и чувствовал под ними ее тонкие хрупкие руки.

– Это не ответ на мой вопрос, – продолжил я, – когда папа признает меня холостяком к нашему взаимному согласию, выйдете ли вы за меня замуж?

Она подняла на меня глаза:

– Да. Я выйду за вас замуж. Если папа освободит вас от прежнего брака.

Я наконец разжал пальцы и заметил, что на бархате остались влажные следы. Испорченный наряд. Придется послать ей новое платье.

– В течение года, – заявил я.

– Вы уверены? – спросила она.

В ее голосе прозвучали нотки сомнения, однако в нем впервые проявилась сердечная теплота.

– Абсолютно, – заверил я ее.

Она улыбнулась. Мы прояснили все вопросы. Поэтому я позволил ей удалиться – мы расстались как два незнакомых человека.

После ее ухода я ощутил, что меня сотрясает дрожь. Взять Анну Болейн в жены? Но я же ненавидел ее! Однако мне удалось быстро подавить эту мысль.

Несколько часов я нежился в лучах той особой радости, которая бывает в жизни крайне редко – когда исполняется наше заветное желание. Возлюбленная согласилась стать моей женой.

Как же мне следует обратиться к папе? Я не сомневался, что он с готовностью признает венчание с Екатериной недействительным. Он отменял брачные союзы и по менее весомым причинам. Моя заблудшая сестра Маргарита добилась того, что папа расторг ее супружеские узы с графом Ангусом лишь на том основании, что через три года после битвы при Флоддене ее первый муж мог быть еще жив.

Я долгими бессонными ночами перебирал в уме все сложности своего двадцатилетнего брака. Библейские тексты неопровержимы, и они со всей очевидностью подтверждались смертью моих сыновей. Господь хотел, чтобы я искупил свои грехи.

День, когда я сделал предложение, сменился не менее жаркой