открытки. Зимние пейзажи и впрямь обладали одной только им присущей магией.

Переполняющие ее эмоции сливались в экзотический коктейль из ужаса и восторга. Два несовместимых ингредиента, которые невесть каким образом смещались внутри и теперь вызывали неоднозначную реакцию: с одной стороны, хотелось зажмуриться до белых пятен и надеться, что страх отступит, когда его источник пропадет из поля зрения, с другой — радостно закричать во все горло и, широко раскинув руки в стороны, наслаждаться моментом. И Мерлин его знает, как следовало поступить.

— Я сделала это, — сказала Гермиона, зная, что Драко поймет, о чем она, — но испытываю крайне противоречивые эмоции.

Он по-доброму усмехнулся и положил подбородок ей на плечо. В отличие от замеревшей в одном положении Гермионы, Драко не стеснялся в движениях, ведь чувствовал себя в воздухе, как рыба в воде.

— Не забивай голову и просто наслаждайся видом, ведь мы здесь именно ради этого, — посоветовал он, мечтательно всматриваясь в бескрайнюю даль. Высоко над их головами виднелась яркая полная луна, свет которой отражался в снежных кристаллах, тем самым заставляя все вокруг завораживающе блестеть. — Я горжусь тобой, Грейнджер, — добавил Драко после недолгой паузы.

Сейчас они оба чувствовали себя как никогда свободными. Словно две парящие в небосводе птицы, которым чужды мирские проблемы. Они позволил себе хотя бы ненадолго скрыться от оставшихся на земле забот и насладиться моментом в компании друг друга.

Этот незабываемый полет стал для них еще одним счастливым воспоминанием.

* * *

По прошествии часа Гермиона и Драко все же решили, что пора закругляться и возвращаться в школу. Слабоосвещенные коридоры замка почти опустели, что свидетельствовало о скором наступлении комендантского часа и начале патрулирования Филча.

Поднимаясь по главной лестнице, Гермиона ненароком взглянула вниз и заметила пристально наблюдающую за ней Дафну Гринграсс. Лицо ее не выражало совершенно никаких эмоций, чего нельзя было сказать о стоящей рядом Милисенте Булстроуд: слизеринка безостановочно говорила о чем-то подруге, изредка поворачивая перекошенное презрением лицо в сторону Гермионы.

Потребовалась буквально секунда, чтобы понять, свидетелем какой сцены она только что стала. Видимо, Астория Гринграсс была далеко не той, кто на самом деле мог изъявить желание посоперничать с Гермионой за любовь прекрасного слизеринского принца. Ну или же она была не единственной из сестер.

Дафна была источающей болезненную ревность девушкой, чье сердце в это самое мгновение иссыхало, словно оставленный под палящим солнцем нежный цветок. Ее взгляд был хорошо знаком Гермионе, потому что она сама когда-то смотрела на Рона и Лаванду точно так же: с отчаянием, тоской и безысходностью.

Гермионе не нужно было получать от Дафны личное подтверждение, потому как она знала, что ее догадки верны. В таких вещах женщины никогда не ошибались. В отличие от толстокожих и редко подмечающих подобные детали мужчин, они обладали неким шестым чувством, которое позволяло безошибочно определить состояние, в котором пребывает сердце того или иного человека: страдает ли оно от неразделенной любви или же, напротив, радостно бьется в груди в унисон со своей второй половинкой.

Однако Гермиона, ранее не обращавшая на Дафну особого внимания, и подумать не могла, что та втайне любила Драко. Помнится, на пятом курсе по школе ходил слух, что старшая из сестер Гринграсс обручилась с каким-то талантливым и, что немаловажно, чистокровным волшебником из Ильверморни. Эти сплетни обзавелись доказательной почвой, когда на безымянном пальце левой руки у Дафны появилось роскошное обручальное кольцо. Тогда она выглядела вполне счастливой, что наталкивало на мысль о том, что выбранный родителями спутник ей очень даже симпатизировал.

Но никогда истинно счастливый в отношениях человек не будет провожать другую пару таким печальным взглядом. Более того, в глазах Дафны отчетливо читалось желание оказаться на месте соперницы, которая имела возможность быть вместе с Драко.

Несмотря на все то женское сочувствие, что Гермионы испытывала по отношению к слизеринке, отступать она не собиралась. Впервые в жизни она чувствовала, что находится рядом с тем самым человеком, с которым хотела бы быть до последнего вздоха. С тем, кого полюбила. И она никому не позволит посягнуть на ее счастье.

Когда главная лестница осталась позади, а до входа в башню старост было всего-ничего, Драко приобнял Гермиону за плечи, попутно притягивая ее к себе.

— У тебя есть планы на остаток вечера?

— Не знаю, наверное, нет.

На самом деле, после их небольшого приключения единственное ее желание сводилось к тому, чтобы рухнуть в постель и забыться крепким сном. Но ведь никто не запрещает ей сделать это в компании Драко.

Слизеринец хотел было озвучить пришедшее ему в голову предложение, но не успел: требовательный женский голос отчетливо разнесся по всему коридору, привлекая к себе внимание случайных прохожих. Свернув за угол, старосты школы наконец увидели его обладательницу.

— Годрик, неужели вам так сложно сказать, у себя она или нет, — раздраженно воскликнула Джинни и, оторвав взгляд от изображенного на картине профессора Бартоломью, вымученно запрокинула голову назад. Руки ее были сложены на груди, а тонкие пальцы нетерпеливо постукивали по плечам. Исходящее от нее волнение было настолько сильным, что вполне могло охватить и рядом стоящих.

Заглянув Джинни за плечо и увидев незаметно подошедших старост, давно почивший профессор по Зельеварению насупил густые седые брови и вновь переключил внимание на испытывающую его терпение девушку.

— Я вам не информационное бюро, юная леди. А вашей подруге, — указал он длинным костлявым пальцем на Гермиону, — стоило бы научить вас хорошим манерам. Мерлин помоги, эти несносные дети даже после смерти не дают мне покоя, — мрачно проворчал он и, взяв откуда-то сбоку несколько пробирок с неизвестной темной жидкостью, отошел к позади стоящему лабораторному столу, чтобы продолжить свой эксперимент.

Джинни резко повернула голову в указанном направлении и замерла на месте, встретившись с пристальным взглядом Гермионы. Если еще мгновение назад она была полна решимости, то сейчас с трудом заставила себя открыть рот и сказать хотя бы слово:

— Привет, — тихо произнес женский голос.

— Привет, — не многим лучше ответила Гермиона, все еще не веря, что Джинни решила сделать первый шаг и нарушить обет молчания.

Это был первый раз за последние недели, когда они обменялись друг с другом хотя бы короткими приветствиями. Но даже такой незначительный сдвиг был для Гермионы как тонизирующий глоток мандрагоры для проклятого. Это давало надежду. Больше всего ей хотелось верить, что их с Джинни дружба не стала пережитком прошлого.

— Мы можем поговорить? — спросила Джинни, все же сумев вернуть голосу какую-никакую уверенность. Однако пальцы, с силой вцепившиеся в ткань темно-синего свитера, выдавали ее внутреннее состояние