она повернулась к нему, нагнулась, ухватилась за белый подол и сбросила рубашку, и осталась как есть — только его, словно прокричала ему: смотри на меня, я же твоя, вся твоя, хаятым, жизнь моя, только твоя! И что хочешь со мной, то и делай.

Он вскочил и бросился к ней, а больше ничего и не помнил, так это было сладко, так было горячо. И полетели на землю подушки и покрывала. И все звезды, и месяц, и все лунные тени в ту ночь убедились, что любили эти двое друг друга как молодые. Как будто так хотели пить, что никак не могли напиться, как будто так долго шли друг к другу, что теперь никак не могли оторваться.

Розановы. Сейчас

Как только семье Розановых показалось, что жизнь изменилась и им удалось обмануть коварную болезнь своей мамы и бабушки — никогда она не была еще такой счастливой и такой спокойной, — как Лидия Андреевна вдруг стала сдавать. Ниночка первой заметила, что бабушка начала медленнее говорить и забывать самые простые слова. Она пыталась найти им замену, но ее саму это явно раздражало. Позавчера она увидела в руках у Славы ножницы и спросила, что это за инструмент, а этим же вечером не могла вспомнить, как включить электрический чайник, за последнюю неделю она дважды потерялась в доме — не могла найти ванную и свою комнату, а когда у нее не получилось почистить яблоко, разозлилась и расплакалась от отчаяния.

После той ночи, когда Леонид впервые остался у них, они устроили небольшой семейный совет. Леонид сам попросил об этом.

— Я хочу сказать вам спасибо, — начал он.

— За что? — удивилась Мила.

— Что вы не выставили меня за дверь. Что не подали на меня в суд за то, что воспользовался беспомощным состоянием вашей бабушки.

— А такое возможно? — удивился Слава.

— Прецеденты были, — кивнул Леонид Сергеевич.

— Я сегодня говорила с ней, — сказала Вера. — Она спускалась на кухню рано утром. И я тоже хотела поговорить с вами, Леонид Сергеевич, я хотела сказать вам спасибо. Я не буду продолжать, если позволите, потому что накрасила ресницы, а если продолжу, то непременно расплачусь, а мне на работу и перекрашиваться некогда. Вот.

— Она правда счастлива, — сказал Дима. — Я очень давно не видел ее такой. Очень давно. И состояние у нее, конечно, с одной стороны, беспомощное, но с другой — Лидия Андреевна пока очень четко может выразить свое мнение и дать понять, чего она хочет, а чего она не хочет. С вами быть она хочет. Это очевидно.

— Я хотел бы забрать ее к себе домой. Это было бы правильно и по-мужски.

— Нет, — сказала Мила.

— Подожди, пожалуйста, — осторожно он ее остановил. — Я прекрасно оцениваю ее состояние и понимаю, что мою мужскую гордыню мне сейчас стоит засунуть подальше. Переезды сейчас не для нее.

— Мы хотели бы попросить вас переехать к нам, — сказала Вера. — Мы уже тоже успели обсудить этот вопрос. Маме с вами лучше, это очевидно. И это самое главное.

— Мне неловко…

— Леонид Сергеевич, — вступил Дима, — в нашей ситуации, грубо говоря, совершенно неуместно говорить о ловкости или неловкости. Тут все очень просто. Мы хотим, чтобы наша мама и бабушка была с нами как можно дольше. Вы хотите того же. Оставайтесь у нас, пожалуйста. А там будет видно.

Он, конечно, остался и как-то сразу вписался в семью. Вера с Димой смогли вернуться в город и приезжали только по выходным, близнецы пришли в восторг от нового дедушки, а Лидия Андреевна сияла, когда ее Леня был рядом. Несмотря ни на что. Он продолжал работать, но уже меньше, потому что все свое время хотел отдавать только ей. И еще он успел привести в порядок некоторые важные дела Лидочкиной семьи.

Спустя пару недель на пороге их дома возник гость. Нельзя сказать, чтобы этот визит был неожиданным. Михаил Андреевич на этот раз был вооружен очередным дряхлым букетом, слегка примятой коробкой конфет из ближайшего сетевого супермаркета, а свое секретное оружие он сжимал под мышкой в папке с надписью «Многофункциональный центр Мои документы». Ему открыла Мила, и он тут же шагнул в дом, чуть не сбив ее с ног.

— Дядя Миша, — опешила она. — Можно было бы и поаккуратнее.

— Прости, моя детка! — Дядя тут же кинулся к ней целоваться. — Я просто боялся, что это противный муж твоей сестрицы, а он взял дурную манеру не пускать меня.

— Противный муж сестрицы вообще-то дома. — Дима появился в прихожей. — Чем на этот раз обязаны, Михаил Андреевич?

— Я все равно пройду! — взвизгнул младший брат Лидии. — У меня к вам важный разговор.

— Да что вы? — Дима сурово склонился над ним, но Мила незаметно махнула ему и сказала:

— Проходите, дядя Миша. С кем именно вы желаете беседовать?

— Со всеми! — провозгласил Мишенька и прошествовал на кухню с гордо поднятой головой.

— Ну, со всеми, так со всеми, — сказал Дима. — Малолетних детей звать?

— Не ерничай, — огрызнулся Михаил. — Я же сказал, разговор очень серьезный. Я посижу, подожду, пока соберутся все.

— Все не соберутся. — На кухне появилась Вера, а за ней — Леонид. — Мама прилегла отдохнуть, и ей разговоры с вами в последнее время были совсем не на пользу.

— А это еще кто? — Михаил смерил Леонида Сергеевича недовольным взглядом.

— Меня зовут Леонид Сергеевич. И мы с вами как-то уже встречались.

— Что-то не припомню.

— Неудивительно. Это было довольно давно, вам тогда было всего пару лет от роду.

— Вы что, Лидкин кавалер, что ли? — хмыкнул Мишенька.

— Леонид Сергеевич — адвокат нашей семьи, — проинформировал Дима, и глаза у Мишеньки заметно округлились. Однако он довольно быстро взял себя в руки, уселся за стол и стал вытаскивать из белой пластиковой папки бумаги.

— Значит, так, — начал он, поправив бордовый шейный платок. — Поскольку вы, дорогие родственники, неоднократно и, не побоюсь этого слова, безобразно игнорировали обращения моих юристов и крайне некорректно вели себя со мной во время моих визитов…

— Вы про лестницу? — уточнил Дима, но Михаил не удостоил вниманием его комментарий и продолжал:

— Хотя я, видит бог, был открыт к диалогу и к тому, чтобы урегулировать наши вопросы мирным путем! Но теперь мы будем говорить с вами на другом языке.

— На каком же, позвольте узнать? Может, мне стоит сбегать за словарем?

— Не хами, Митя. Дело очень серьезное и не терпит отлагательств. Ждать еще дольше я не собираюсь. Я пришел потребовать то, что причитается