Но почему-то постоянно кто-то, как и я, совершал попытки покончить с жизнью или умирал как-то нелепо. Смешно хоронили тех, кто умер на втором, третьем, четвертом, пятом этажах. Странность этой фразы требует объяснения. Представьте, балкон, в конце его – узкая лестница. Строители дома как-то не рассчитали ширину лестничной площадки, она была настолько узкая, что гроб с покойником не мог в ней развернуться. Надо было открыть двери соседствующих с лестницей квартир, внести гроб, там развернувшись, выйти и по той же лестнице спуститься ниже. И так все пять этажей…

Живущие в соседствующих с лестницами квартирах мучились от нашествия гробов, мертвецов, но терпели. Хотя каково – ты сидишь у себя дома, пьешь чай, или читаешь роман “Алитет уходит в горы”, или обнимаешь сокурсницу, вдруг звонок в дверь, заносят гроб, делают круг и выносят гроб через другие двери. Жильцы дома проклинали архитектора Татулова, спроектировавшего чрезвычайно узкие лестничные площадки.

Жизнь города на берегу Куры во многих своих проявлениях была странной. По утрам тбилисцы просыпались от криков: “Баты-буты на бутылки!” Это уличные торговцы собирали пустые бутылки и взамен одаривали шарами из воздушной кукурузы, политые сладким соком. Мы, дети сороковых—пятидесятых годов, выбегали улицу, звеня спешно собранными бутылками. Два раза я был бит за то, что выплескивал в кухонную раковину коньяк, не понимая, что значит для моего папы наполовину пустая бутылка пятизвездочного коньяка “Греми”.

“Квабеби мосакали!” (паять котлы!) – кричали паяльщики медных котлов, тазов, кастрюль. Один рыжеволосый паяльщик развлекал горожан тем, что изображал из себя заику и, коверкая слова, кричал: “Калеби мосаткнави!” Если перевести на русский, получалось вместо “Паять котлы!” – “Трахаю женщин!”

Слыша эти слова, мой отец и дядя ржали, мама и тетки смущенно фыркали, кричали с балкона рыжему паяльщику: “Нахал, тебя слышат дети!” Тот свое: “Трахаю женщин!”

Слышал его и наш сосед по балкону Кандит Попхадзе, известный летчик-испытатель тбилисского самолетного завода № 31. Этот Кандит не раз посылал меня купить арбуз, и я, как послушный мальчик, покупал и тащил десятикилограммовое зеленое ядро на четвертый этаж. За это получал жестяную модель боевого самолета.

Кандит Попхадзе был бритоголовый, пышнотелый мужчина, похожий на Бенито Муссолини времен диктаторства. И Кандит, и Бенито обожали красивых женщин.

Утром, когда жена Кандита, Нателла, напоив мужа чаем, в который тайно капала заговоренные капли индюшачьей крови, чтобы бычья сексуальность мужа уменьшилась (на время) до импотенции (так уверяла Тасо Пухаева, известная мастерица заговоров, живущая в Дидубе, к ней ходили все обиженные тбилисские жены, в том числе и моя мама), заговор этот действовал лишь до дверей соседствующей с лестницей квартиры на четвертом этаже. Летчик-испытатель перед тем, как спуститься по лестнице, воровато оглядывался по сторонам, резко открывал двери квартиры Иветты Толбухиной, работавшей в буфете ЦК комсомола Грузии. Минут через двадцать Кандит выходил с рассеянной улыбкой на лице и садился в трамвай. Его узнавали по газетным фотографиям, уступали место. Но однажды зимой под Новый год двойник Бенито Муссолини застыл над лежащей под ним белокурой Толбухиной, потом упал в ее необъятные груди и долго не откликался на шепот: “Кандит, Кандит, что с тобой, дорогой?!”

Тот, кто недавно был вулканом страсти, холодел на глазах Иветты Толбухиной. Она с трудом выползла из-под тяжелого летчика, приняла душ, накрасила губы, заперла двери на ключ и пошла по балкону к квартире Кандита Попхадзе, позвонила. Дверь открыла Нателла. Они выпили кофе, сваренный в медной джезве. Иветта хорошо гадала на кофейной гуще. Сообщила жене мертвеца много обнадеживающего о муже, который скоро перестанет изменять ей, перестанет уезжать в “фальшивые” командировки “испытывать самолеты”. В действительности он ездил в Сочи, Ялту с женщинами, которые присылали Нателле письма и фотографии, где они, обнаженные, обнимаются с “лучшим любовником черноморского побережья” (строка из письма). Иветта Толбухина говорила правду, кончились донжуанские подвиги Кандита Попхадзе. Но сказать истинную правду она не решилась… Вернулась к себе, получив в подарок “Рижский бальзам”. Кандит продолжал лежать в кровати, не двинувшись ни на сантиметр за время ее отсутствия.

Стянув на пол двойника Бенито Муссолини, Иветта выглянула на балкон, там было какое-то движение. Она закрыла двери, дождалась темноты и медленно, осторожно, шаг за шагом потащила “сбитого летчика”. Была ночь 30 декабря. Пошел крупный снег, как в фильме “Амаркорд”, где павлин распускает свой пестрый хвост. Иветта дотащила Кандита до дверей его квартиры, приподняла, поставила к стене так, чтобы тот не свалился ни вправо, ни влево, а стоял твердо. Наступило утро 31 декабря. Нателла, увидев мужа, закричала. Проснулся весь наш дом. Все рванулись на четвертый этаж. Бритоголовый Кандит смотрел неживыми глазами и словно бы улыбался. Никто ничего не понимал до момента, пока не заговорила студентка Лиза Габуния, которая ночью после предновогоднего концерта Райкина в Тбилисской филармонии, на котором столько смеялась, что, вернувшись домой, не могла заснуть… Она вышла на балкон подышать и увидела странное зрелище – Толбухина тащила Попхадзе. Услышав об этом, Нателла молча взвалила летчика-испытателя на плечи и потащила назад к дверям Толбухиной. “Мне не нужен этот человек, я его не знаю и знать не хочу!!!” – кричала Нателла. Кинув мужа на металлический сундук перед квартирой Толбухиной, она вернулась к себе, заперев дверь на ключ.

Жильцы дома, разговаривая с женой Кандита через дверь, уверяли ее, что такое решение абсурдно, что “он муж…”

Нателла кричала в ответ одну и ту же фразу: “Я его не знаю и знать не хочу!” Все разошлись, новогодняя ночь вот-вот должна была наступить, у кого-то не были готовы козинаки, кому-то надо было натолочь грецких орехов для сациви… Кандит одиноко сидел на сундуке, стоящем у дверей квартиры Иветты. Сыпал густой снег. Иветта не пошла на встречу Нового года в ЦК комсомола Грузии. Сидела в темноте. “На какой черт он мне сдался!” – шептала она. В три часа ночи по балкону вновь тащили летчика-испытателя. В этот раз как ни пыталась Толбухина усадить покойника у дверей его квартиры, он сполз и вытянулся на балконе. Два дня мертвый двойник Муссолини путешествовал по длинному балкону от тридцать девятой квартиры к сорок седьмой. Непонятно, кого надо было жалеть: жену, Кандита, любовницу? Жена кричала: “Он умер в ее постели, пусть она и разбирается! Хочет хоронит, хочет сделает из него мумию…”

Странный новый, 1955 год начался в нашем доме. Незримая, но присутствовавшая во всем этом бедламе женщина с косой то ли смеялась, то ли гневалась, но явно не знала, как разрешить эту проблему. Кто-то из соседей позвонил на завод № 31. Пришли самолетостроители, взяли на себя эту проблему, похоронили Кандита, даже сделали ему бетонный памятник. Он стоит и сегодня. Бенито Муссолини держит в руках большущий самолетный пропеллер. Запоздало я вспомнил, что гроб с телом Кандита Попхадзе пришлось пронести через квартиру Иветты Толбухиной, которая при этом сидела на диване с безразличным лицом и грызла грушу…

* * *

Странно, почему на меня нахлынула волна воспоминаний об абсурдных и нелепых смертях?.. Рассказав историю Кандита, задумался, стоит ли рассказывать о других смертях, которые случались в новогодние ночи в Музейном переулке, 16. Ведь любая смерть не повод для смешного.