Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хэл Кавендиш заикался. Сначала это было так абсурдно и мило одновременно, что она не сразу поняла, о чем он. Когда до нее дошел смысл его слов, она потрясенно заморгала.
– Подожди. Что?
– Я хочу, чтобы ты поехала со мной, – с большей уверенностью в голосе повторил он. – Если ты тоже этого хочешь.
Конечно, она хотела.
В Весрии можно было сделать столько всего хорошего. Она так ясно представила себе это: преподавать медицину их целителям, возможно, даже начать исправлять ситуацию, помогая реабилитировать ветеранов, раненных на войне.
Но она была дома. После стольких лет она оказалась дома.
Она не могла просто уйти, даже если мысль о возвращении в Гвардию заставляла ее чувствовать себя неправильной, как будто она пыталась вернуться туда, где ей больше не место. Эта мысль была слишком ужасающей, чтобы раздумывать над ней слишком долго. Ничто в ее жизни никогда не было определенным, кроме тоски. Теперь, когда у нее было именно то, чего она хотела, она была слишком напугана, чтобы отпустить это.
Словно почувствовав ее нерешительность, Хэл произнес:
– Пожалуйста, не принимай решение прямо сейчас. И помни одну вещь: я хочу, чтобы ты была счастлива, даже если это будет означать, что ты останешься здесь.
– А что насчет тебя?
– Насчет меня? – Хэл провел большим пальцем по линии ее подбородка, его глаза были теплыми и невероятно нежными. – Ты научила меня, как начать все сначала. За это я всегда буду любить тебя.
– Ты любишь меня? Но я… – Было так много «но». Все в ней было слишком. Она была слишком активной, безрассудной, упрямой и раздражительной. – Кажется, у меня галлюцинации, – пробормотала она. – Повтори, что ты сказал.
– Я люблю тебя, Рен Сазерленд. Всю тебя.
Слова, которые она так долго хотела услышать. Ее глаза наполнились слезами, и от огромного усилия, которое потребовалось, чтобы сдержать их, у нее запылало в груди. Она открыла рот, но не издала ни звука.
«Я тоже люблю тебя».
Она должна была сказать это. Она должна была спросить, где его найти, чтобы сказать о своем решении.
Но в Башне было так темно, а бодрствовать становилось так тяжело. Мир сомкнулся вокруг нее, как объятия, и последнее, что исчезло, – его глаза. Две точки тьмы, на которых сходилось все яркое и прекрасное.
39
Рен, моргнув, вновь пришла в сознание.
Вокруг нее расцвел сад: розовые розы, маргаритки и хризантемы ярких всевозможных цветов. Она сразу подумала о Хэле. Она помнила их разговор, но не знала, как давно он произошел. Прошли часы или дни? Все ее воспоминания состояли из мелькающего серебряного света, уколов, незнакомых лиц и обрывков монотонных разговоров.
У нее все еще болело тело, но внутри… Она чувствовала магию. Окрыленная надеждой, Рен направила энергию и увидела, как под ее кожей слабо проступает серебряная паутина. Она сжала кулак, прерывисто вздохнув с облегчением.
– Ты проснулась.
Рен, вздрогнув, повернулась к двери. Уна сжимала в руках букет поникших лилий, оранжево-розовых звездочек с ярко-желтыми пятнами. Она поставила букет в одну из пустых ваз на ночном столике. Композиция была незатейливой – и более привлекательной в своей простоте. Рен перевела затуманенный взгляд на лицо Уны, когда та села. Ее волосы были собраны в свободную косу на затылке, обнажая неровный шрам, пересекавший горло, как ошейник – или, может быть, ожерелье, учитывая, с какой гордостью Уна носила его.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.
Рен сжала пальцы, позволив сиянию магии слабо замерцать в солнечном свете.
– Чудесно, учитывая все обстоятельства.
– Королева приводила сюда целителей днем и ночью.
– Ох. – Рен опустила глаза в пол. Такой доброты она не ожидала. Целители обычно не лечили несмертельные раны в рамках неотложной помощи. – Понятно.
Никто их них, казалось, не знал, что еще сказать.
Уна беспомощно взглянула на еще один букет у постели.
– Они выглядят лучше, чем те, что принесла я.
Этого было достаточно, чтобы Рен сломалась. Без предисловий она заплакала.
– Как ты узнала, что это мои любимые?
Уна простонала:
– Пожалуйста, не плачь. Я понятия не имею, что делать в таких ситуациях.
– Богиня небесная. – Рен хихикнула. – Просто сядь рядом. Или обними меня.
– Я сяду. – Уна сочувственно протянула ей платок, который вытащила из нагрудного кармана. Он повис между ними, как белый флаг капитуляции.
Пока Рен приходила в себя и вытирала слезы, Уна рассказала ей, что произошло, пока она была без сознания. Благодаря доказательствам, предоставленным на парламентских слушаниях, Уна и Рен были помилованы за все вменяемые им преступления. К ночи Весрия послала свою сдержанную благодарность за то, что они избавились от похитителя солдат – и за то, что Хэла не казнили. Пресса, по-видимому, была поглощена политической драмой последних нескольких дней, так как больше в газетах почти ничего не печатали.
– Значит, это в самом деле конец, – заключила Рен.
– Да. – Уна присела на край кровати. Тишина опустилась на них, мягкая, как снежное одеяло. – Я так рада, что ты в порядке.
– Вы становитесь сентиментальной по отношению ко мне, капитан Драйден?
– Нет. – Уна бросила на нее предупреждающий взгляд. – Я просто волновалась, что у меня не будет шанса извиниться перед тобой как следует.
– За что?
– За попытку изменить тебя. – Уна заправила выбившуюся прядь волос за ухо. – Все это время я думала, что защищаю тебя, говоря стать жестче, холоднее. Мир – не самое доброе место, и я…
– Я знаю, Уна. – Рен положила руку ей на плечо. – Ты хотела как лучше.
– Разве? Я была плохим командиром для тебя. И ужасной подругой.
– Не говори так. Сейчас меня это совершенно не волнует.
– Я плохо веду подобные беседы, – пробурчала Уна. – Ты позволишь мне закончить?
– Ты прощена. Счастлива?
– Да. – Уна улыбнулась – одной из редких дружелюбных улыбок. – Я счастлива.
Рен положила голову ей на плечо. В первый раз за столько времени Уна позволила ей это сделать.
– Я тоже.
И несмотря ни на что – ужасные, пропитанные дождем воспоминания о той ночи и пробирающий до костей холод, от которого она все еще не могла избавиться, – она сказала правду. Магия струилась по ее венам, солнечный свет заливал комнату, Уна сидела рядом. Больше она ничего не могла желать. Ничего, кроме…
– Я должна тебе кое о чем рассказать, – произнесла Уна. – Насчет Кавендиша.
Ох. Ее голос прозвучал так мрачно.
– Что такое?
– Парламент отказался помиловать его. Лучший компромисс, на который смогла пойти королева, –