В глазах потемнело, она согнулась пополам и выронила нож. Он с грохотом упал на землю, блестя от воды, крови и яда. Рен держала руку, ее глаза наполнились болью и ненавистью. Яд уже должен был проникнуть в его кровоток. Она просто должна прожить чуть дольше, чем он.

– Ты могла бы возвестить о начале новой эры. Эры мира. – Он забрал нож. – Ты глупая, эгоистичная девчонка.

– Это чушь! – закричала она. – Как ты не понимаешь, что это не принесло бы мир!

– Разве ты не видишь, что Дану и Весрия никогда не покончат с этим по своей воле? – Он дрожал от гнева. – Даже если ты веришь, что в твоих силах что-то изменить, ты не сможешь сбросить груз столетий насилия. Посмотри вокруг. Твоя земля выжжена. Экономика разрушена. Дети остались без родителей. Этот мир – сплошная неразбериха. Думаешь, твой народ так легко простит Весрию? Думаешь, мы когда-нибудь сможем увидеть прогресс в таких условиях?

Она подумала о Хэле. О своей яркой любви к нему и надежде, которой он ее наполнил. Если два таких человека, как они, смогли полюбить друг друга, то, возможно, однажды их разбитые страны тоже научатся сосуществовать.

– Да. Именно так я и думаю. – Холодный пот и капли дождя стекали по ее лицу, а тело дрожало от всплеска адреналина. Однако она решительно подняла голову и посмотрела ему в глаза. – Я знаю, что мы лучше наших предков. Я знаю, мы сможем исцелиться от этого, но только если отложим насилие в сторону. Если мы перестанем отвечать ошибкой на ошибку. Твой способ не лучший. Он такой же.

– Такой же? Вы убивали друг друга просто так. Я делаю это ради высшего блага. Меня запомнят как героя. Провидца. Мои люди слишком долго прятались, но я изменю этот мир.

Ужасная правда открылась ей. Он верил в это – в каждое свое слово.

– Неужели ты настолько бессердечен?

– Перестань, – усмехнулся Лоури. – А теперь будь хорошей заложницей и вставай.

Рен с трудом поднялась на ноги, не обращая внимания на постоянную пульсирующую боль в сломанной руке. Пистолет настойчиво давил ей в спину, подталкивая вперед. Над краем утеса в бушующем прибое покачивался пароход. Как только Лоури закончит с ней, он бросит ее в волны. Она могла представить вкус воды, когда она наполнит ее рот и нос. Как соль сожжет ее внутренности.

Но к тому моменту, когда это произойдет, он будет уже мертв.

Они медленно спустились по лестнице. Шаги Лоури были тяжелыми и шаткими. Затем внезапно они остановились. Она обернулась через плечо как раз в тот момент, когда он рухнул.

– Что ты со мной сделала? – Теперь в его глазах горели испуг и отчаяние, как у загнанного в ловушку волка. – Что ты сделала?

Его страх наполнил ее холодным удовлетворением. Такие чувства возникают на поле боя? Это казалось правильным. Она могла потерять себя в приливе этой силы. Наконец она поняла, почему поколение за поколением умирали за Дану. Она поняла, почему все называли ее слабой. Она никогда не была безжалостной, но было так легко поддаться этой ненависти.

Слишком легко.

У ее ног, такой отчаявшийся и бледный, Лоури выглядел испуганным ребенком, одетым в слишком красивую одежду. Как она могла проповедовать прощение, а потом смотреть, как он умирает от ее руки?

«Милосердие – самая сложная вещь».

Убийство Лоури не вернет Байерса. Оно не сотрет ужас последних недель. Оно не уменьшит ее ненависть к себе. Она не может это сделать. Сердце снова и снова сжималось от боли, она так устала.

Она так устала от смерти.

Рен опустилась на колени рядом с Лоури и здоровой рукой порылась в медицинской сумке в поисках противоядия – одного из последних пузырьков, которые она приготовила. Она закатала его рукав и вонзила иглу в руку. Взгляд, который он бросил на нее, когда сыворотка потекла по его венам, был зловещим.

– Зачем?

– Потому что твоя смерть ничего не решит.

– Это та часть спектакля, где ты прощаешь меня? – с горечью прохрипел он. – Где я расплачиваюсь?

– Нет. – Она видела, как в нем угасает огонь, а усталость берет верх. Его сердце неуклонно замедлялось, пока сон пытался овладеть им. – Я никогда не прощу тебя. По крайней мере, пока я жива. Но я не стану убивать тебя. Это закончится вместе с нами.

Затем пришла боль – худшая из тех, которые она когда-либо испытывала. Когда темные пятна перед глазами пропали, она увидела нож Хэла, по самую рукоять вонзившийся ей в живот.

Он вонзил в нее нож. В оцепенении, не веря глазам, она прикоснулась к ране, и ее пальцы стали липкими.

Лоури схватил медицинскую сумку и отбросил ее. Она скользнула по причалу и закачалась на краю, прямо над голодным плеском волн. С паническим, животным звуком Рен рванулась к ней, но рука Лоури сомкнулась вокруг ее голени.

Он потянул ее назад. Нож повернулся в ее животе. Каждый нерв вспыхнул пламенем, ослепляя ее белым светом. Она потеряет сознание от боли, если пошевелится. Соль и кровь, покрывавшие ее язык, угрожали вызвать рвотный позыв.

Она ничего не могла сделать. Ее магия иссякла. Она умрет здесь. По крайней мере, Хэл и Уна были в безопасности. Весрия и Дану познают мир.

Она и Лоури лежали, почти соприкасаясь лбами. Он выглядел злым и торжествующим, а струйки дождя мерцали на его бледной коже, как дорожки от слез.

– После всех усилий, всей борьбы, каково это – потерпеть неудачу?

Рен с трудом подбирала слова. Ее тело было бесполезно, оно было сломлено. И стало так холодно. Сквозь стучащие зубы она прорычала:

– Мне тебя жаль.

– Как благородно. Думать о других, даже когда ты умираешь.

– Я спасла свою страну. Я спасла своих друзей. Ты мечтал о прогрессе, но чего достиг на самом деле? Через пять лет никто не вспомнит твое имя.

Что-то сверкнуло в его глазах – боль и тоска.

За его плечом приближалась темная фигура.

Хэл.

Он не сказал ни слова. Ему и не нужно было. Его глаза – сплошь черные, с серебряной фолой – были такими же злобными, как бушующий океан. Он присел на корточки рядом с ними и перевернул Лоури на спину. Дождь хлестал по запрокинутому лицу Алистера, и от ужаса узнавания его губы приоткрылись.

Их взгляды встретились.

Лоури открыл рот, чтобы закричать, но не издал ни звука. Он забился в конвульсиях, и его пальцы, жесткие, как когти, царапали его собственные глаза. Затем с глухим треском его голова