Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она не могла потерять Уну.
Глаза Уны, матовые и тусклые, встретились с ее. В них горело предупреждение. Она не могла говорить с этой раной, но ей никогда и не нужны были слова, когда дело доходило до приказов. Смысл ее взгляда был ясен: «Даже не думай об этом».
Но Рен должна была.
«Я не хочу выбирать, кому жить, а кому умереть». Разве не это она сказала Уне столько недель назад? Как она могла сравнить ценность этих жизней? Как она могла поставить на весы любовь к Уне и любовь к Хэлу? Ее сердце против жизней, которые заберет Лоури, как только получит магию Хэла.
Лоури уронил кинжал в растекающуюся лужу крови. Его глаза расширились, а взгляд стал диким, когда он подошел к ней. Его ботинки прилипали к полу при каждом шаге.
– Выбирай.
Рен не хотела выбирать, кому жить, а кому умереть, но она никогда не простит себя, если ничего не предпримет. Ее травма от чрезмерного использования магии была серьезной, но если она проведет пересадку вручную, то, вероятно, сможет призвать достаточно магии, чтобы подключить фолу Лоури к глазам Хэла.
В отчаянии Рен призвала магию. Она вспыхнула – мучительная искра, от которой из нее вырвался вздох боли. Этого было достаточно. Но как она могла совершить это с тем, кого любила?
Хэл сотворил так много плохого в своей жизни и все еще надеялся это исправить. Эта операция разрушила бы все, к чему он стремился. Без магии у него не было никакой надежды править Весрией. Его народ никогда не примет его. Но без жизни у него также не было надежды править Весрией. Если это спасет его – если это даст им шанс бороться, – она должна попытаться.
– Ладно. Я сделаю это.
Восторг проявился на лице Лоури.
Руки Рен тряслись так сильно, что она не могла сделать все быстро, а тем более аккуратно. Она взяла зеркало и осторожно открыла глаза Хэла. Его радужки были такими красивыми – нити обсидианового пигмента, переплетенные с индиго. Она вспомнила, как смотрела в них прошлой ночью, когда они были наполнены желанием и любовью.
Рен прикусила губу, чтобы сдержать всхлип, когда лезвие зеркала с хлюпаньем скользнуло под его веко. Она медленно сжимала инструмент, пока все его глазное яблоко, круглое и остекленевшее, не оказалось обнаженным на подушке из блестящей розовой ткани.
В теории процедура была простой.
Она возьмет ножницы и выполнит лимбальную конъюнктивальную перитомию, чтобы удалить полоску прозрачной ткани, которая окружала внешнюю часть глаза. Затем она разорвет тонкую капсулу фасции, которая защищает глаз, и отделит его от орбитальной клетчатки. Она зажмет прямые мышцы металлическими крючками и срежет их волокна. Зажмет зрительный нерв кровоостанавливающим средством и перережет его, как пуповину. Только тогда она сможет вытащить заполненный жидкостью шар глазного яблока из отверстия с обнаженными тканями, нервами и мышцами.
Это было безумием. Она спасет жизнь Уне, и ради чего? Хэла все равно казнят. Война все равно начнется. Она не сможет жить со знанием, что обрекла всех на гибель.
Рен взяла второе зеркало. Ее взгляд задержался на острие скальпеля. Когда она облизнула губы, то почувствовала привкус соли и крови.
– Прежде чем я продолжу, мне понадобятся обе руки.
Лоури колебался лишь мгновение, прежде чем наклонился и высвободил ее вторую руку. Должно быть, он заметил, как ее взгляд метнулся к тележке, потому что немедленно схватил ее за руку сокрушительной хваткой. Зеркало с грохотом упало на пол, когда она вскрикнула.
– Ты решила позволить ей умереть. – В его голосе звучало недоверие, балансирующее на грани изумления. Затем его губы растянулись в оскале. – Ты сделаешь это. – Он словно выплевывал каждое слово. – Ты думаешь, я больше ничего не смогу забрать у тебя? Может, стоит навестить старуху в аббатстве?
Рен протянула свободную руку, нащупывая инструменты. Скальпель порезал ей ладонь, из-за чего она зашипела, но она схватила его и вонзила в тыльную сторону его руки. Лоури вырвался из ее хватки с гортанным воем, схватившись за руку, чтобы остановить кровь, хлещущую из раны.
– Убей девчонку, Изабель! – Вена на шее Лоури вздулась. – Сейчас же!
Изабель присела на корточки рядом с тяжело дышащей Уной, ее юбки были залиты кровью.
– Не приказывай мне.
Лоури рассмеялся – в самом деле рассмеялся. Это был грубый, несдержанный звук, как будто он не мог поверить в то, что услышал.
– Клянусь, ты удивишься, как быстро Кернос откажется поддерживать тебя в войне.
Изабель задумалась.
Уна все еще дышала. Это были прерывистые, жадные до воздуха вздохи. Ее кожа стала бледной, восково-голубой. Смерть нависла над ней, один костлявый коготь уже вонзился в сердце. У них не было времени на колебания.
– Изабель, пожалуйста. Я знаю, тебе больно. – Рен осторожно подбирала слова. Проявить доброту к женщине, которая сделала ее несчастной, – возможно, это была самая трудная вещь, которую она когда-либо совершала. – Я знаю, ты хочешь, чтобы наша семья гордилась тобой. Я знаю, ты хочешь закончить то, что они начали. Но ты не такая, как они. Мы не обязаны продолжать то, что унаследовали. Мы можем быть лучше…
Изабель вскинула голову.
– Ты ничего не знаешь ни о верности, ни о долге. Мне доверили эту страну. Моя мать и ее мать до нее. Она была дарована мне Богиней, и я не хочу, чтобы ее разрушили. Я не откажусь от их наследия.
– Тебе и не нужно этого делать, – отозвалась Рен. – Я знаю, как это ужасно, когда все отвергают тебя. Когда ты пытаешься быть лучшей, но этого недостаточно.
Изабель промолчала. Лоури в первый раз замер.
– Но ты заперлась. Ты оттолкнула всех. – С этими словами Рен протянула руку. – Ты не обязана быть одна.
– Я одна. – Голос Изабель надломился. – Я Бумажная королева. Кто меня полюбит?
– Я бы полюбила, если бы ты позволила! – Рен сдержала всхлип. – Я хотела этого – так сильно. Я хотела, чтобы и ты любила меня. После того как ты отправила меня в аббатство, я никогда не переставала надеяться, что ты вернешься за мной. А после того как ушла оттуда, я никогда не переставала надеяться, что ты изменишь свое мнение обо мне. Я никогда не переставала пытаться впечатлить тебя.
Жестокость на лице Изабель испарилась.
– Я нуждалась в тебе, а тебя не было рядом, – продолжила Рен. – Но теперь в тебе