— Несносный пикс, — проворчал Эльмар, не в силах сдержать улыбки. — Ты абсолютно не изменился. — Эльмар перевел взгляд на Эйлис. — Этот пикс, дочь, даже когда я лежал без сил, израненный кабаном, и моя нога была готова отвалиться, — этот пикс использовал зловонных жучков, чтобы будить меня по утрам. И это еще не все. Однажды он «случайно» бросил мне в чай какую—то колючку.

— Но это же действительно было случайно, Эльмар, — запротестовал Фаррикс.

— Ха! Он чуть не вогнал меня в гроб. Фаррикс засмеялся:

— А кто таскал для тебя воду на вершину холма?

— Это, конечно, верно, но, как ты помнишь, пикс, за эту колючку я тебе отомстил, — хохотнул Эльмар.

Обрадованная тем, что настроение отца улучшилось, Эйлис собралась уходить.

— Оставляю вас двоих тешить память воспоминаниями о прошлых деяниях. — Улыбаясь, она с легким сердцем вышла из каюты.

На палубе она нашла Аравана за штурвалом. Судно двигалось вслед за Дарлоком курсом юго—юго—восток. Эльф выглядел озабоченным.

— Слишком слабый ветер, Chieran, — объяснил он. — Скорость едва достигает шести узлов.

— Но он, наверное, такой же слабый и для Дарлока. Араван покачал головой:

— Для него ветер не имеет большого значения. У него гребут тролли. — Араван посмотрел на паруса. — «Эрой—ен» самый быстрый корабль на свете, но ему необходим ветер.

В течение следующей недели ветер становился все слабее и временами затихал совсем. Еще через неделю он задул навстречу, и «Эройену» пришлось двигаться галсами. Араван раздражался из—за того, что черная галера была способна идти прямым курсом, невзирая на ветер, в то время как «Эройен» этого сделать не мог.

Тем временем Эйлис изучала лексикон черного мага. Провидица произносила заклинания, делая пометки в журнале, фиксируя написание фраз, их значение и произношение. Частенько она подсаживалась к Фарриксу, произнося ему отдельные словосочетания в надежде, не покажется ли пиксу что—нибудь знакомым. Фаррикс слушал и качал головой. Ни одно слово не отзывалось в его памяти… пока однажды…

Эйлис громко читала, Джиннарин и Фаррикс слу—шали.

— Хм—м, — пробормотала она, переворачивая страницу. — Здесь приведены названия камней: адамус — это алмаз, ерит—рос — рубин, смарагдус — изумруд; вот еще один с похожим названием: сапфирус — это сапфир.

Эйлис взглянула на Фаррикса, но он вздохнул и покачал головой. Провидица вновь принялась за чтение.

— Кристалл тоже звучит почти как в нашем языке: кристелл.

— Послушай, — встрепенулся Фаррикс, — последнее слово вроде звучит очень похоже.

— Кристелл?

Фаррикс сдвинул брови, роясь в закоулках памяти. Он опустил голову, взгляд его стал отсутствующим. Наконец он произнес:

— Я не уверен, но, возможно, это было что—то в этом роде.

Джиннарин улыбнулась Фарриксу, а Эйлис сделала очередную пометку в журнале и, продолжив чтение, произнесла еще очень много странно звучащих слов. Но все было напрасно, Фаррикс не узнал ни одного из них.

Джиннарин и Эйлис вышли на палубу. Провидица стояла возле перил и смотрела вниз. Спокойные воды омывали борт судна.

— У тебя есть братья или сестры, Эйлис?

Эйлис посмотрела на Джиннарин и покачала головой:

— Нет, а что?

— Просто из разговора с Бодером я узнала, что у него четыре сестры и три брата. Ты представляешь себе, вырасти в семье, в которой восемь человек? Нет, десять, считая отца и мать. Они завели всех восьмерых детей в течение девяти лет. В то время как мой народец редко заводит более одного ребенка за девять тысяч лет… И то если кто—то умрет — из—за несчастного случая, от болезни или от руки врага, такое тоже случается. Но восемь детей за девять лет — я не могу этого представить! Эйлис вновь покачала головой:

— Люди — это их нравы. Они, похоже, полагают, что могут размножаться беспредельно. Мой отец был прав, когда сказал однажды, что главный дар человечества — это его плодовитость.

Джиннарин кивнула и замолчала. Затем после некоторого раздумья она заметила:

— Но даже если и так, наверное, очень необычно иметь брата или сестру. Мне часто хочется знать, что при этом ощущаешь.

Эйлис ответила после паузы:

— Я выросла в семье из двух человек. Это были отец и я сама.

— Расскажи мне о своей матери, она—то куда делась? Эйлис вздохнула:

— Я совсем не помню ее. Она умерла, когда мне было всего несколько месяцев.

— Прости, пожалуйста, я не знала. У каждого должна быть мать… как у меня.

— Она живет в Дарда—Глайне? Джиннарин покачала головой:

— Они с отцом живут сейчас в Блэквуде. Я не видела их много лет, с тех пор как вышла замуж. Они ушли из Дарда—Глайна в поисках больших пространств, лучших лесов.

Они постояли некоторое время молча, затем Эйлис спросила:

— Твоя мать была доброй?

— Да, я всегда чувствовала ее любовь. Эйлис мечтательно сказала:

— Мне хотелось бы знать свою мать. Отец очень мало рассказывал о ней. Он говорит, что я похожа на нее… всем, кроме глаз. У меня они зеленые, как у отца, а у матери были синие.

— Как она умерла?.. Лицо Эйлис помрачнело.

— Ее убили. Ночной народ. Во время войн за Райвен. Многие погибли в тех битвах, ну а рюкки и хлоки боятся с тех пор появляться в Дарда—Глайне.

Они еще немного помолчали, погрузившись в собственные мысли. Наконец Джиннарин тихо спросила:

— Ты будешь мне сестрой, Эйлис?

Эйлис повернулась и взглянула на пиксу, из глаз ее хлынули слезы.

Неблагоприятные ветры продолжали сопровождать «Эройен», и с каждым днем черная галера удалялась все более. Они вышли из моря Синдху и пересекли небольшое по ширине Яркое море, затем повернули на юг к Большому острову и вошли в воды Полярного моря. Это означало, что скоро настанет время, когда солнце исчезнет совсем и придет долгая полярная ночь.

Эйлис села за штурманский стол и стала вытаскивать карты из своей провидческой колоды.

— О боги! — вдруг прошептала она. — Тонущий человек.

Перо дрогнуло в руке Аравана, и он отвел взгляд от судового журнала.

— Что случилось, Chieran?

Она повернула к нему искаженное страхом лицо, указав жестом на карты:

— Тонущий человек, предвестник несчастья. Хотя я и не могу пробиться сквозь защиту Дарлока, но это может означать, что находящихся на «Эройене» ожидают несчастья.

— Всех, кто есть на «Эройене»? Эйлис тряхнула головой:

— Не знаю. Это может сулить беды либо всем, либо нескольким… или только кому—то одному.

Араван подошел и посмотрел на карту: