Я благодарна, что он не видит моих слез. Что он не посвящен в мысли в моей голове, в сомнения, которые я испытываю по поводу себя.

— Мне нужно знать, что я не мертва внутри. В кромешной тьме с завязанными глазами я пытаюсь представить выражение лица Титуса прямо сейчас. Жалость в его взгляде.

— Я хочу злости. Ярости. Страха быть живой. Я хочу, чтобы ты трахнул меня. Жестко.

Следует долгая пауза, его член все еще полностью погружен в меня.

— Нет, — наконец говорит он.

— Я не буду тем, кто причинит тебе такую боль.

— Больше не больно, Титус. В этом-то и проблема. Я из кожи вон вылезу, если ты попытаешься быть со мной прямо сейчас милым и нежным. Ремус случился со мной, но я хочу вернуть себе силу. Контроль. Я хочу почувствовать все те страхи, которые были раньше, не прячась за воспоминаниями и не позволяя им раздавить меня. — Сделай это, — шепчу я.

— Хорошо. Если это то, что тебе нужно, тогда я это сделаю. Для тебя.

Мое тело переворачивается, и он кладет одну руку мне на живот, беря за волосы. Он откидывает мою голову назад, царапая зубами мочку уха.

— Но я собираюсь навсегда выбить из тебя эти кошмары, Талия. Он снова скользит во мне и ускоряет темп своих толчков, и в темноте я вижу все образы, проносящиеся за моими закрытыми веками, ни один из которых не задерживается достаточно долго, чтобы я могла их вспомнить.

Просачиваются новые воспоминания. Я смотрю на себя с высоты птичьего полета, наблюдаю, как Титус берет меня сзади. Деревья покачиваются над головой. Луна светит сверху, ее серебристые лучи касаются нашей кожи искорками света.

Красивые.

Я улыбаюсь, когда слезы пропитывают ткань, ослепляя мои глаза.

Хрюканье и стоны Титуса затихают под грохотом крови в моих ушах. Почему он затих?

Холодное, стесненное чувство распространяется по моей груди, и воздух иссякает, как сдувающийся воздушный шарик.

Титус?

Я открываю рот, чтобы произнести его имя, и чувствую колючий хлопок на своем языке. Влажный, заплесневелый вкус тряпки заполняет мой рот и проникает в носовые пазухи.

Титус? Титус! Остановись! Остановись!

Почему он не останавливается?

Извиваться в моих оковах бесполезно. Мой пульс учащается в венах, когда паника охватывает меня.

— Остановись! Остановись!

Повязка сорвана, мое тело перевернуто обратно, и Титус смотрит на меня сверху вниз с ужасом, запечатленным на его лице.

— Я причинил тебе боль?

Окидывая взглядом окрестности, я замечаю мягкое покачивание деревьев. Яркая луна, полная луна над головой. Небо, полное звезд.

Я закрываю глаза и глубоко дышу, чтобы унять учащенное дыхание. Я в безопасности. Это Титус. Я в безопасности.

От мягкого прикосновения пальцев к моему виску я резко открываю глаза, чтобы убедиться, что они принадлежат Титусу.

Брови все еще нахмурены от беспокойства, он изучает меня, без сомнения, в поисках объяснения.

— Я… в порядке. Я отвожу от него взгляд, чтобы он не увидел в нем правды. Реальность в том, что я не в порядке. Уголки моих глаз горят от угрозы слез, но, черт возьми, я устала от них.

— Привет. Нежно взяв меня за подбородок, он возвращает мои глаза к своим. — Никто не говорил, что ты должна браться за все сразу.

— Я просто … хочу, чтобы все было так, как было. Раньше. Я хочу снова стать нормальной. Забыть о том, что произошло. Мой взгляд затуманивается от слез, до краев наполняющих мои глаза, и когда он целует меня в висок, они ускользают.

— Когда-нибудь это может случиться. Но не сегодня вечером.

— А что, если на это уйдут годы? Что, если все никогда не вернется к тому, что было?

Он смахивает слезы большим пальцем.

— Не имеет значения. Я никуда не собираюсь.

Эмоции внутри меня взрываются, и я поднимаю голову, обнимаю его и прижимаюсь губами к его губам.

— Ты все еще можешь заставить меня забыть его. Пожалуйста.

Я зажимаю его массивное тело между своих ног, и он не сводит с меня взгляда, когда снова скользит в меня. Когда я выгибаюсь назад, он зарывается лицом в мою шею, целуя мое горло, в то время как он движется напротив меня, как волны на океане. Медленно и уверенно. Он — спокойное, безмятежное море, которое оживает, обрушиваясь на меня.

Затягивает меня на дно.

Невозможная потребность шевелится глубоко внутри меня, чувство, выходящее за рамки секса, словно что-то соединяющее мою душу с его. Я вдыхаю его и провожу языком по его коже, наполняя рот вкусом металлического огня. Листья шелестят на ветру, фоновый шум к мужским звукам в его горле. Все мои чувства привязаны к нему, как якорь, который не дает мне уплыть. Зрение, звук, обоняние, вкус.

Титус.

Мой Титус.

— Никто никогда не причинит тебе вреда, Талия. Я сломаю любого, кто попытается прикоснуться к тебе снова. Мука в его голосе пересиливается гневом, и он впивается пальцами в мои бедра, как будто воображая такую вещь. Мне приходит в голову, сколько боли он тоже запихнул в свои карманы. Возможно, чувствует себя беспомощным. Бесполезным.

Каждое движение его бедер становится более пылким, наполненным целеустремленностью.

Когда мы царапаемся, кусаемся и трахаем друг друга, я испытываю чувство освобождения. Освобождение.

Он разрезает меня на куски, обнажая сырые, нетронутые части меня, все еще переполненные страстью и желанием. Кусочки, к которым Ремус никогда не мог прикоснуться, независимо от того, сколько раз он забирал у меня. Даже не пытаясь, Титус раскрывает тонкие фрагменты тоски, оставшиеся внутри меня, моего восторга, и высвобождает их из моего тела.

Мой желудок скручивается в тугие узлы, разматываясь, как извивающаяся нить, прикрепленная к моей теперь изуродованной матке.

Я открываю рот, чтобы издать мучительный стон, который перерастает в крик, когда оргазм захлестывает меня.

Горячие холодные мурашки пробегают по моей коже.

— Титус! О, Боже!

Он прижимается лбом к моей ключице, его рука сжимает мою челюсть, и его проклятия эхом разносятся вокруг нас.

Если когда-либо и были какие-то сомнения относительно того, что я чувствую к нему, то теперь они навсегда запечатлелись в моем сердце.

Я люблю его.

Навсегда.

Глава 4 5

Всю следующую неделю мы с Титусом проводим время вместе, купаясь, кушая, спя и занимаясь любовью. С каждой блаженной кульминацией я становлюсь ближе к нему и все дальше от Ремуса. Тени остаются на периферии, как, я подозреваю, они всегда будут. Все, что я могу сделать, это научиться сосуществовать со своими страхами и надеяться, что однажды демоны моего прошлого устанут от меня. Что, возможно, мое желание продолжать сражаться станет для них невыносимым.

А тем временем, возможно, трещины начнут уплотняться, заживать, поскольку любовь, растущая внутри меня, давит на мои ребра, заполняя места, которые когда-то были пустыми.

Сейчас я постараюсь встречать каждый восход солнца с проблеском надежды на горизонте.

— Он вернулся. Голос Аттикуса доносится сквозь приоткрытую дверь, пока я стою в ванной, вытирая