очень следит за собой, очень способна, немногословна, но твердо знает, чего хочет и умеет этого добиваться. Госпожа Лагерман теперь уже не оставляет мне грязную посуду по вечерам, я стал своим в этой прелестной, культурной семье, их не беспокоит, или, во всяком случае, они не выказывают беспокойства, если я вдруг не прихожу ночевать.

Мать Ульрики часто работает в ночную смену, поэтому я иногда ночую в их скромном, но очень элегантно и со вкусом обставленном доме с маленьким, ухоженным садиком. Ульрика почему-то не хочет, чтобы я встречался с ее матерью. Мы долго разговариваем по вечерам, вернее, это я долго разговариваю по вечерам – я рассказываю ей о своих планах и мечтах о будущем. После школы конечно же постараюсь поступить в университет, мечтаю я вслух, буду изучать химию или какую-то иную естественную науку. Конечно, хотелось бы медицину, но химия тоже неплохо.

Ульрика хорошо умеет слушать, но обычно не комментирует мои полеты в будущее. Сама она более сдержанна, один раз только упомянула, что отец их оставил. Я вижу, что ей больно об этом говорить.

И вдруг как-то вечером она с внезапной агрессивностью заявляет мне, чтобы я и не мечтал поступить в шведский университет – ничего из этого не выйдет. После этого и она, и я какое-то время молчим, мне очень грустно – главным образом из-за того, что она в меня не верит. В дальнейшем я стараюсь не делиться с ней планами на будущее – по-видимому, это ее раздражает. Вскоре мы прекращаем встречаться – Ульрика променяла меня на симпатичного темноволосого парня, руководителя на одной их наших экскурсий. Мое мужское честолюбие первый раз в жизни по-настоящему задето.

Нина иногда заходила ко мне в первые дни после начала учебы в Биркагорде. Потом, очевидно, посчитав, что у меня все в порядке, исчезла. Но в конце ноября появилась вновь с ошеломляющим вопросом – не хочу ли я поступать на медицинский факультет в университете в Уппсале.

Нине не нравится ее работа помощника лаборанта, хотя у нее там и очень хорошие отношения. Несмотря на свое положение беженки, она не может примириться с тем, что ей не суждено стать врачом – это была ее мечта с детства. Она упряма и неутомима, заводит знакомства, задает вопросы и наводит справки. Откуда-то она знакома с Кимом Крамером, сыном профессора математики в Стокгольмском университете. Ким – студент медицинского факультета в Уппсале. Как-то в разговоре он упомянул, что в Уппсале учатся несколько студентов из Норвегии – оказывается, для того, чтобы поступить учиться, не обязательно иметь шведский аттестат. Если могут норвежцы, почему не можем мы?

Нина, Хеленка и Тоська живут у одной хозяйки в доме в Хеггвике, и, когда нет дождя, Нина ездит на работу на велосипеде. Вообще говоря, стипендии ей хватает, но хочется скопить немного денег, поэтому она купила очень дешево подержанный велосипед. Можно довольно прилично сэкономить на билетах на пригородную электричку от Хеггвика до института, если, конечно, ты в состоянии каждый день крутить колеса двадцать километров туда и двадцать обратно.

Она собрала имена и адреса людей, к которым можно обратиться в Уппсале, вытащила уже поставленный на зиму велосипед, и рано утром – от Хеггвика до Уппсалы километров шестьдесят – отправилась в путь. И Ким, и двое других студентов – Харальд Элиаш и Галинка Лиз, беженка из Польши, когда-то учившаяся с Ниной в одном классе в Лодзи, все они подтверждают: да, норвежцы учатся, они бежали в Швецию из оккупированной немцами Норвегии, и им разрешили продолжать учебу. Нинины друзья настроены не слишком оптимистично – это было во время войны, к тому же они из соседней скандинавской страны и говорят на сходном языке, а многие владеют и шведским. Но Нина не теряет надежды: еще в Стокгольме она слышала о Хьюго Валентине, доценте на кафедре истории в Уппсальском университете, он неоднократно помогал еврейским беженцам. Она, долго не размышляя, идет к нему домой.

Хьюго Валентин принадлежит к числу людей, глубоко убежденных, что ничего невозможного на свете нет. Его главный лозунг: ничто не невозможно, пока сам в этом не убедишься. В этом у него много общего с Ниной. Валентин берется ей помочь. Он связывается с профессором Гуннаром Дальбергом на кафедре расовой биологии при медицинском факультете, тот, в свою очередь, говорит с профессором Давидом Хольмдалем, руководителем кафедры анатомии. В Швеции эта кафедра отвечает за первый семестр медицинского образования. Эти двое приходят к выводу, что, в принципе, ничто не мешает Хольмдалю записать на свой курс еще двоих внеплановых студентов – в то время профессора располагали большой властью. Вернее, они думали, что располагают большой властью и действовали в соответствии с этой уверенностью. Иногда получалось.

На следующий день Хьюго Валентин поведал Нине о достигнутых успехах. На следующей неделе она и ее польские друзья (Нина, конечно, не забыла упомянуть про нас с Хеленкой) могут приехать в Уппсалу. Курс анатомии – это всего лишь курс анатомии, говорит он, но это, в любом случае, какое-то начало, а дальше посмотрим.

Что ж, во время войны мы привыкли жить одним днем и не заглядывать далеко в будущее. У нас его просто не было. Так что Нина не особенно обеспокоена тем, что ждет нас после окончания анатомического курса.

За ночь выпал снег, поэтому Нине пришлось занять у Галинки денег на билет, и, оставив велосипед в Уппсале, добираться до Стокгольма поездом. В тот же день она явилась ко мне и задала свой вопрос: не хочу ли я поступать на медицинский факультет университета в Уппсале.

Внезапно возродилась уже сданная в архив надежда.

Я немедленно иду к Йиллису Хаммару. Конечно, я могу взять свободный день, чтобы съездить в Уппсалу, но он считает, что мне следует проучиться еще один семестр в Биркагорде. Он, как всегда, прав. Мне надо еще учиться, мой шведский по-прежнему отвратителен. Но кто знает – может быть, второго такого шанса не представится! Мы наскребли денег на поезд и отправились в Уппсалу.

Доцент Хьюго Валентин производит впечатление очень скромного, но серьезного и авторитетного человека. Его редеющие, но по-прежнему вьющиеся и непокорные волосы сильно тронуты сединой, у него мудрые и печальные еврейские глаза, излучающие сочувствие и доброту. Долго мы у него не задерживаемся. Оказывается, он повторно говорил с профессором Дальбергом, тот, в свою очередь, звонил Хольмдалю – как будто бы все в порядке. Они нас ждут. Хьюго просит позже зайти к нему и рассказать, чем все кончилось.

Хьюго Валентин не сказал нам, что Гуннар Дальберг – инвалид. Гуннар сидит в своем кабинете