система магии Золотой Зари. М.: Энигма, 2011. С. 234.

61

Machen A. Far Off Things. London: Martin Secker, 1922. P. 8. Идея зачарованной страны у Мейчена играет двоякую роль: это и страна детства, и иная реальность. Например, когда герой повести «Фрагмент жизни» поведал другу своего отца, как обыденная лондонская жизнь удивительным образом на миг преобразилась для него, тот «внимательно посмотрел… сказал что-то о волшебной стране» (Мейчен А. Фрагмент жизни // Мейчен А. Тайная слава. М.: Энигма, 2007. С. 52), а в «Трех самозванцах» профессор Грег, которому суждено было пропасть, исследуя обиталища туранцев, мечтал стать «первооткрывателем сказочной страны» (Мейчен А. Три самозванца // Там же. С. 284).

62

В романе «Три самозванца» есть описание первой встречи с Лондоном приехавшего в него провинциала, по-видимому, отчасти повторяющее впечатления Мейчена: «Удушливый болезнетворный дым актонского кирпичного завода клубами врывался в открытое окно вагона, от земли поднимался пар. Беглого взгляда, брошенного на сменяющие друг друга чопорные и однообразные улицы, было достаточно, чтобы впасть в уныние. Горячий воздух, казалось, раскалялся все больше и больше, а когда поезд покатил мимо мрачных, убогих домов Паддингтона, я едва не задохнулся от тяжкого дыхания Лондона… С каждой минутой уныние… возрастало: навстречу… бесконечной чередой вставали серые громады домов с опущенными шторами на окнах, узкие переулки, в глубине которых не было видно ни души, грязные улицы с едва волочившими ноги прохожими…» (Мейчен А. Три самозванца // Там же. С. 249). Стоит отметить, что такое гнетущее впечатление, производимое большим городом, – характерная черта текстов всех черных фантастов. У Блэквуда есть подобное описание встречи с Нью-Йорком: «Ужасный город с его бурной, безудержной жизнью казался мне чем-то чудовищным… Его бешеная скорость, его крыши среди облаков с пропастями каньонов внизу, его яркие проспекты, с которых капало золото, шедшие почти рука об руку с улицами, немногим лучше, чем сточные канавы человеческого разложения и нищеты, его безумный шум, как голосов, так и механизмов… все это вселяло в меня ужас чудовищный, нечеловеческий, почти неземной» (Blackwood A. Episodes Before Thirty. London: Cassell and Company, 1923. P. 109). В этот же город, правда чуть позднее, приехал из Провиденса и Лавкрафт, сначала в предутреннем мраке он его очаровал, но «…яркий свет дня обнажил мерзость и убожество каменных нагромождений над головой и бесконечных мостовых под ногами там, где лунное сияние предполагало очарование и магию старины. А в толпах людей, сновавших по этим похожим на ущелья улицам, преобладали коренастые смуглые чужаки с жесткими лицами и настороженным прищуром, практичные, далекие от мечтаний и ничем не привязанные к этому месту, они не представляли никакого интереса для голубоглазого потомка первых поселенцев, хранившего в сердце любовь к зеленым лужайкам и белым сельским колокольням Новой Англии» (Лавкрафт Г. Ф. Он // Лавкрафт Г. Ф. Зов Ктулху. М.: Эксмо, 2010. C. 220). В этой диалектике природы и большого города, объединяющей достаточно разных людей, есть что-то значимое, характеризующее общий нерв прозы черных фантастов. Возможно, именно в городе они интуитивно ощущали апофеоз современности, того мира, который был им внутренне глубоко чужд.

63

Мейчен А. Сад Аваллона: Избранные произведения. М.: Энигма, 2006. С. 591.

64

Вот как в воспоминаниях он пишет о своем первом жилище: «Оно находилось на самом верху дома и было много меньше, чем любая монастырская келья, виденная мной когда-либо. В комнате стояли кровать, умывальник, маленький столик и один стул; поэтому мне очень повезло, что у меня было мало посетителей. Снаружи, на лестничной площадке, я держал большую деревянную коробку со всеми пожитками, их было совсем немного… Вдоль стены висела стремянка, по которой можно было забраться через люк на крышу в случае пожара, и между ее перекладинами или ступенями я разместил свою библиотеку… В моей комнате не было камина, и мне часто было очень холодно. Я сидел в своем старом поношенном пальто, читал или писал, если писал, то время от времени вставал и грел руки над газовой горелкой, чтобы пальцы не онемели» (Machen A. Far Off Things. P. 116).

65

«Далекие вещи», 1922; «Вещи близкие и далекие», 1923; «Лондонское приключение», 1924.

66

Machen A. Things Near and Far. New York: Alfred A. Knopf, 1923. P. 175.

67

Цит. по: Johnston Graf S. Talking to the Gods: Occultism in the Work of W. B. Yeats, Arthur Machen, Algernon Blackwood, and Dion Fortune. New York: Suny Press, 2015. P. 65.

68

Характеризуя задумку «Холма грез», Мейчен интересно выразил его цель: «…а почему бы не написать „Робинзона Крузо“, где героем будет не тело, а душа?» (Мейчен А. Холм грез // Мейчен А. Сад Аваллона. C. 447).

69

Орденское имя Мейчена – Frater Avallaunius (брат Аваллонец), что отсылает к его увлечению английским прошлым. Все имена и девизы членов Зари приводятся в приложении к книге: Хоув Э. Маги Золотой Зари: Документальная история магического ордена. М.: Энигма, 2008.

70

Например, в человеке в очках из «Трех самозванцев» видели отсылку к одному из ведущих членов ордена – поэту У. Б. Йейтсу.

71

Machen A. Things Near and Far. P. 213.

72

Ibid. P. 214.

73

Установительным мифом Зари была история о том, что некая немка фройляйн Шпренгель передала первому главе ордена документы засекреченного братства розенкрейцеров, базировавшегося в Германии. Позднее с большим скандалом было выяснено, что этой женщины не существовало, а письма от нее поддельные. Подробнее об отношении Мейчена см.: Ibid. P. 217.

74

Ibid. P. 14.

75

Хорошее подтверждение тому – отрывок из «Трех самозванцев», где он пишет: «Мы от души смеялись – и, думается, совершенно справедливо – над новомодной оккультной чепухой, прикрывающейся различными именами, будь то месмеризм, спиритуализм, материализация или теософия, над сбродом мошенников, поднаторевших на жалких фокусах и убогих трюках с вызываниями худосочных духов» (Мейчен А. Три самозванца // Мейчен А. Тайная слава. С. 356).