нашёл только во вражеской траншее, избивающим мёртвого немца навершием шашки.

Вокруг царил хаос ближнего боя — немцев очень много, но и русских не меньше.

Массовая схватка происходила перед траншеями, в траншеях и за траншеями.

Рядом с Аркадием упал пулемётчик с Мадсеном. Пуля раскроила ему череп, напрочь выворотив затылок.

Немиров вырвал пулемёт из ещё не успевших остыть рук, проверил затвор, после чего начал стрелять.

Запёкшаяся кровь неприятно стягивала кожу на лице, а руки были липки от холодного пота, но твёрдая решимость уничтожить врага никуда не делась.

Длинной очередью уничтожив появившихся у борта траншеи немцев, Аркадий опустился на колено и вытащил из патронташа покойника новый магазин.

Быстрая перезарядка и снова стрельба по прибывающим противникам.

Мадсен тяжёл, почти в два раза тяжелее ПКМ, но сейчас это было неважно.

Немцев становилось всё меньше, а затем настал тот момент, который почувствовал нутром каждый участник этой битвы. Момент, когда чья-то воля преломилась.

Оставшиеся противники бросились в бегство. В спины им летели пули и вопли счастливых людей. Все, кто выжил, прочувствовали это. Счастье выжить и счастье победить.

* * *

Аркадий, ёжащийся от утреннего холода, наблюдал за тем, как кавалерия гордо шествует по уже сооружённой сапёрами гати, чтобы отправиться в тылы противника, исполнять своё предназначение.

Рядом с ним кто-то сел.

— Курить будешь, Аркадий Петрович? — раздался вопрос полковника Алексеева.

— Не буду, ваше высокоблагородие, — ответил он.

Взятые боем траншеи были залиты кровью, своей и чужой. Трупы уже стащили в одно место, разделив солдат, своих и чужих.

Холодное осеннее утро никак не показывало, что ночью здесь творилось лютое смертоубийство. Осеннее солнце скупо одаривало людей скупым холодным светом, кропил мелкий дождик, а вокруг сновали солдаты, выполняющие хозяйственные работы.

На промежуточной полосе рылись братские могилы, чтобы похоронить тысячи тел, пока они не начали гнить.

Привезли мешки с негашёной известью — будут пересыпать ими тела, чтобы позаботиться о санитарии и ускорить разложение плоти.

— Ты своё обещание сдержал, — вновь нарушил тишину полковник.

— Сдержал, ваше высокоблагородие, — кивнул Аркадий, смотрящий в одну точку.

— Я буду подавать эту операцию, как и раньше — наша совместная идея и разработка, — сообщил ему Николай Николаевич. — Это уже безусловный успех. А если ещё и кавалерия себя покажет, можно рассчитывать на значительные изменения на всём фронте. Это мы сделали, Аркаша.

— Сделали, ваше высокоблагородие, — вновь кивнул Немиров.

Он уже переживал что-то подобное — «отходняк» после адреналинового всплеска. Нужно просто поспать.

— Пришло сообщение из штаба — Государь удивлён и впечатлён, — продолжил полковник. — Поступило негласное обещание — быть мне генерал-майором. Понимаешь?

— Понимаю, ваше высокоблагородие, — равнодушным тоном ответил Аркадий.

— И тебя я не забуду, — сказал полковник. — Продавлю тебе капитана и буду ходатайствовать за Святого Георгия IV-й степени — заслужил. И ты шашку поручи кому-то почистить. Георгиевское оружие ведь… Ну и в порядок себя приведи — всё, бой закончился.

Немиров кивнул.

— И иди, поспи, а то на тебе лица нет, — произнёс Николай Николаевич, вставая с немецкого ящика из-под патронов.

Глава двадцать третья

9-й ударный

— Выпьем⁈ — поднял генерал-майор рюмку. — Ну, за Отечество и царя!

Все присутствующие офицеры выпили. Аркадий в том числе — тут уже никак не уклониться.

Капитана ему дали, а вот со Святым Георгием IV-й степени прокатили — царь не подписал. Вместо этого он послал ему благодарственное письмо, в котором восторгался его мужеством и изобретательностью.

«Сословные ограничения…» — подумал Аркадий, поморщившийся от горького вкуса водки.

Понюхав маринованный огурец, он поставил рюмку на стол.

А вот новоиспечённому генерал-майору Алексееву дали Святого Георгия III-й степени, по ходатайству генерала от инфантерии Рузского.

Встреча эта происходила по причине возвращения генерал-майора из Петрограда — там его и наградили, и в звании повысили.

Да, кавалерийское наступление захлебнулось, но зато удалось создать серьёзную оппозицию немецким армиям в Курляндии. Даже был начат отвод вражеских войск, но как только стало ясно, что русским ничего не светит, немцы прекратили перемещение войск и вернулись на исходные позиции.

Тем не менее, прорыв и наступление можно назвать значимыми, ведь немцы начали вести себя осторожнее. На фронте затишье, а это значит лишь то, что они усваивают полученный опыт и вырабатывают новые решения.

Посты наблюдения докладывают, что немцы начали активную перестройку траншей — вероятно, сочли успех русских уязвимостью своей системы фортификации.

А Аркадий, ознакомленный с процентом потерь ударного батальона, считал, что это был эффект неожиданности, а не какая-то существующая уязвимость. В ходе штурма было потеряно 43% личного состава — несмотря на то, что первую траншею они взяли очень быстро и почти без потерь.

Солдат в траншеях слишком много, а эшелонирование только усугубляет ситуацию. Как стало окончательно очевидно почти всем офицерам 1-й армии, главная проблема — это не первая линия траншей. Главная проблема — линии следом за ней.

Стрелковые цепи просто не способны обеспечить надлежащий натиск после преодоления первой линии. Более того, их боевой порядок может разрушиться ещё до подхода к первой линии.

Полковник Алексеев как-то сказал, что Аркадий обесценивает стрелковые цепи. Ведь стрелковые цепи — это не просто «мясная волна», а строгий боевой порядок, в котором есть специализированные подразделения, идущие в заранее продуманной последовательности, но…

Но эффект от стрелковой цепи, в итоге — «мясная волна», несущая огромные потери. А если итогом всей сложной организации, подготовки, специализации и так далее, служит массовая гибель солдат, без выполнения боевой задачи, то это и есть ничто иное, кроме как «мясная волна».

За всю Первую мировую войну, насколько знал Аркадий, тактика стрелковых цепей так и не принесёт ничего, кроме высокого процента потерь. Это заведомо неэффективно и наглядно демонстрирует тупик, в который зашла военная мысль Европы.

«Косвенное доказательство — они всю войну искали новую тактику», — подумал Немиров, переворачивая рюмку. — «И нашли только под самый её конец».

Празднование нового звания Алексеева продолжалось, из патефона пел Сабинин, исполняющий «Гори, гори, моя звезда», а офицеры выпивали и беседовали на отвлечённые темы.

Аркадию было не до этого, он думал о том, где же ошибся.

Ошибка точно была, но где именно, он понять не мог. Как-то немцы показывали высокую эффективность штурмовых групп, которые обеспечили повторяемость результатов, а не рассчитывали на удачу.

Но Немиров обдумывал каждый элемент и не находил ошибок.

— Аркадий Петрович, — обратился к нему