– Очень сомневаюсь в этом, – сказала я обычным голосом.

– Почему это? – спросила Аллегра. Нет, честное слово!

– Потому что Мелисса Ромни-Джоунс – это я! Аллегра. Это Мелисса.

– Да? – с легким удивлением произнесла сестра. – Ну и голос у тебя – не поймешь, что это ты.

Приехали! Она знает меня двадцать восемь лет.

– Как идут дела? – спросила я, глядя на проезжавшего по вымощенной булыжником улице студента-велосипедиста. – Почему ты не называешь своего имени?

– О моем местонахождении теперь никто не должен знать, вот так! – заявила Аллегра. – Дела нормально. Справляемся.

Я усомнилась в правдивости ее слов, но предпочла отложить тревоги на потом.

– Значит, все в порядке?

– Ты звонишь по конкретному вопросу? – резко спросила Аллегра. – У нас сегодня дел по горло. Уже работаем в поте лица. А который час, ты в курсе? Всего лишь начало одиннадцатого!

– Чем же вы заняты? Помимо того, что берете трубку и хамите, не узнав, клиент звонит или нет?

– Я собираюсь съездить с парнем по имени Руперт Брейтуэйт в магазин, купить кое-что из бытовой техники для кухни, а Габи должна выбрать подарок на день рождения какой-то малявке из Мейфэр.

В памяти всплыла неприятность, приключившаяся перед моим приездом в Лондон.

– Аллегра, – строго произнесла я. – Ты поговорила с той бедной женщиной о вязаных игрушках? Сказала, что отправила их по ошибке?

– Прости, Мелисса, у меня тут непредвиденные обстоятельства. Надо бежать. Габи позвонит тебе позднее.

Аллегра положила трубку. Я уставилась на сотовый в собственной руке. Что, черт возьми, происходит?

Вернувшись в дом, я уселась на кухне и принялась наблюдать, как на деревянный пол сквозь опущенные жалюзи струится утренний свет, и слушать, как с приходом нового дня пробуждается город. Я надеялась, что дизайнерские перестройки не уничтожат дух особняка, так согревавший его в мегаполисе, что без конца чистили и совершенствовали.

Мной на мгновение овладело желание взять ремонт под личный контроль. Я показала бы Джонатану, на что способна.

Тут я почувствовала, что меня целуют в затылок.

– Тоже не спится? – спросил Джонатан.

Он был уже в спортивной одежде и выглядел немыслимо бодрым.

Я покачала головой.

– Дорогой, а не рановато ли ты собрался на пробежку?

– Нет! Впереди великий день! Я и планировал пробежаться пораньше, потом поспешить на работу и часов в шесть взяться за приготовления. Чтобы ничего не упустить.

Я округлила глаза. Сейчас передо мной стоял типичный Доктор Ноу.

– Часов в шесть?

Джонатан кивнул и принялся обувать кроссовки.

– В Нью-Йорке день начинается рано, Мелисса. – Его голова исчезла под столом. – Ты собираешься в салон красоты?

– Ага. Лори записала меня на все, что требуется. Умница! – Мне предстояло провести в салоне минимум четыре часа. – Я появлюсь в «Метрополитене» совершенно другой женщиной.

Джонатан выпрямился.

– Совершенно другой не нужно, прошу тебя. – Он поцеловал меня в лоб. – Ты нравишься мне такая, как теперь. Даже если придешь, не заглядывая в салон, затмишь всех остальных дам. – Он взглянул на часы. – Так, я побежал. Если что-нибудь потребуется, не звони мне…

– Звони Лори, – договорила я за него. – Знаю.

– О! – воскликнул Джонатан, будто осененный блестящей мыслью. – Я могу взять с собой пса!

– Не думаю, что ему такая прогулка придется по вкусу, – предупредила я.

– Почему? – Джонатан подошел к собачьему домику. – Эй, малыш! Не хочешь пробежаться с папой?

Из домика послышалось негромкое рычание.

– Ладно, – произнес Джонатан таким тоном, будто принимает командирское решение. – Тогда оставайся дома и присматривай за мамочкой!

Он щелкнул пальцами, указал на меня – для столь раннего часа почти с сатанинской бодростью – и выбежал из дома.

Я вернулась в кровать. Увы, ненадолго.

В девять, когда я только погрузилась в глубокий сон, меня разбудил звонком в дверь человек из цветочного магазина, что явился с двумя букетами. Огромным из роз и поменьше из других цветов, тоже роскошным. Я дала парню на чай – уяснив в ходе бесконечного ознакомления с американскими правилами, что разносчика цветов непременно стоит поблагодарить, – приняла подарки и неуверенными после сна шагами пошла к столу.

Большущий букет из бархатистых темно– красных роз был от Джонатана. На карточке чернело выведенное его рукой единственное слово «Навеки». Мгновение-другое я просто наслаждалась романтичностью минуты. Мужчины достойнее Джонатана я не встречала никогда прежде.

На карточке во втором букете, из фрезий и лилий, я прочла:«И Орландо фон Борш, оказывается, приносит пользу. С любовью от Годрика и Кристи».

Я так возликовала, что, направляясь в душ, пела.

Воодушевленная неожиданными сюрпризами, я оделась и решила позвонить в квартиру Нельсона, узнать, как идет ремонт. Габи и Вульфи, чего и следовало ожидать, не особенно пеклись о ходе работ, поэтому я сказала ремонтникам, что по рассеянности забыла выключить секретные Нельсоновы веб-камеры, – эту уловку я пускала в ход, перевоспитывая нерадивых уборщиц, нанятых моими клиентами. Да-да, сказала я в трубку, конечно, я вижу, как Джейсон машет мне рукой. А Дейв почему отвлекается? Пусть немедленно берется за дело!

Разумеется, я их не видела. Но ремонтники такой народ, что легко угадать, чем они заняты.

Закончив разговор, я обнаружила, что дел больше нет. Платье для вечернего торжества было уже куплено, оставалось лишь привести себя в достойный для такой вещи вид. Я вышла из дома и все утро бродила по магазинчикам Гринич-Виллиджа, выбирая подарки для лондонских близких. Заглянула даже в книжный, где случайно и наткнулась на «Сельскую жизнь».

Мое внимание привлекла мамина фотография – изображение дамы с обложки, новое лицо «Женского института».

Я изумленно раскрыла журнал на указанной странице и увидела другой снимок Мама на нем, в шелковых брюках типа индийских, сидела в шезлонге и выглядела на двадцать лет моложе, чем была. Вокруг тут и там поблескивали, точно драгоценности, многочисленные банки с джемом.

Я прищурила глаза. А кто это хмурится на заднем плане? Неужели Аллегра? Создавалось впечатление, что над моей сестрицей изрядно поработал стилист-профессионал. Она была в симпатичном красном платье, на ее щеках розовели – боже ты мой! – румяна! Подпись гласила: «Белинда Ромни-Джоунс (и малая толика ее заготовок) со специалистом по этикету, дочерью Мелиссой». Мелиссой?

Впрочем, если Аллегра по сей день под надзором шведской мафии, так, конечно, проще, подумала я.