– Так точно, господин унтер-офицер. – Мертвый Майор козырнул, нарочито по-уставному, безмолвный поединок кончился. Но не поражением, а технической ничьей. – Я жду ваших приказов.

Дирк мысленно вздохнул от облегчения. Может, уступчивость Мертвого Майора была лишь показной, но сейчас главное было в том, что тот смирился с верховенством унтер-офицера. «Может, это сломает то подобие дружбы, что было между нами, – подумал Дирк, отворачиваясь, – но сейчас это не имеет значения».

– Еще кто-то из нижних чинов желает сообщить мне свои соображения? – он обвел взглядом «висельников». Тиммерман, Юльке, Шперлинг, Варга, Штейн.

Никто не отвел взгляда, и в их глазах Дирк прочел спокойную решительность настоящих вояк, всегда отличавшую мертвецов тоттмейстера Бергера. Эти мертвецы верили ему и готовы были выполнять его приказы. Прекрасно понимая, что каждый приказ может стать для них последним. Дирк почувствовал легкое ощущение гордости. Это чего-то да стоило.

– Все внимание на магильеров, – сказал он. – Выявлять и уничтожать в первую очередь, любыми средствами. Ценой собственной жизни, если потребуется. Помните, им не надо много времени для того, чтобы превратить вас в пепел. И заклинаний они тоже не читают, как сказочные колдуны. Наш шанс – это внезапность.

«И еще страх, – добавил он, уже про себя. – Магильеры – тоже люди, пусть и с колоссальными возможностями. Увидев вынырнувших из-под земли окровавленных мертвецов с оружием наперевес, они наверняка потеряют душевное равновесие. По крайней мере, я сделаю все возможное для этого».

– Пленные? – лаконично уточнил Юльке, поигрывая «свинобоем».

– Только офицеры.

В этой фразе содержалось все необходимое. Его поняли.

Они еще слышали близкую стрельбу, но куда менее плотную. Изредка она перемежалась глухими разрывами гранат и волнами невидимого жара. Что бы ни происходило в штабе, бой был почти закончен. И Дирк слишком хорошо знал способности французских фойрмейстеров, чтобы усомниться в его результате. Должно быть, вся эта затея со штурмом вообще глупа, насколько глупой может быть любая незапланированная атака при отсутствии подавляющего преимущества. Скорее всего, никакого Крамера они уже не найдут, а найдут в лучшем случае груду горелых тряпок, перемешанных с золой. И даже опуская эти скудные останки в спешно вырытую неглубокую могилу, его сослуживцы не будут полностью уверены в том, что они принадлежат именно лейтенанту. Как и огнемет, фойрмейстер обычно делает своих жертв похожими после смерти.

– Вперед! – крикнул Дирк и первым устремился в траншею.

Он помнил схему, которую сам рисовал, помнил неровные карандашные отметки. Длинный ход, метров сорок, и все – один сплошной земляной коридор, изломанный подобно молнии, с несколькими десятками коротких слепых отростков. Что-то вроде извивающейся кишки. Только в этой кишке несложно захлебнуться кровью. То, что на первый взгляд могло выглядеть нелепо, в искусстве современной фортификации имело свой особый смысл. Ни один безрассудный сапер не стал бы вести прямой ход сообщения к штабу. Штаб – мозг части, и даже не смерть его, но повреждение может стать причиной катастрофических последствий. Штаб всегда располагается в глубине обороны, и с таким расчетом, чтобы силы атакующих, сколь многочисленны бы они ни были, встречали на своем пути как можно больше сложностей. Открывшийся перед «висельниками» ход был последним звеном этой эшелонированной системы обороны. Он был достаточно узок для трех человек плечом к плечу, что позволяло защитникам удерживать его относительно небольшими силами. Даже его изломы были несимметричны, короткие отрезки сменялись длинными, и угол поворота всякий раз оказывался немного иным. Это тоже не было прихотью штейнмейстеров, лишь эффективным способом сбить с толку вражеских гранатометчиков, которые не смогли бы засыпать оборонявшихся навесным огнем. Даже короткие слепые отрезки в стенах играли свою роль, являя собой превосходные ячейки для засады, направленные по движению основного хода и смотрящие в спину атакующим. Спрятавшийся в них человек при помощи пары револьверов или «трещотки» мог уложить лицом в землю доброе отделение, прежде чем кто-то сообразил бы, что происходит. Кажется, что-то подобное использовалось в средневековой фортификации. Засечный коридор?.. Дирк не мог вспомнить точного названия, но не удивился бы совпадению. Хорошие способы, годящиеся для того, чтобы лишать человека жизни, никогда по-настоящему не забываются.

Дирк бежал по траншее, слыша за собой тяжелое уханье чужих сапог, и надеялся лишь на то, что силы французов слишком истощены, чтобы организовать на подходах к штабу полноценную оборону. Если на каждый метр придется по французу… Но нет, конечно же, они не такие дураки, чтоб держать в охранении штаба несколько взводов, в то время как система обороны агонизирует, требуя подкрепления в десятке мест. Дирк надеялся, что они не такие дураки. Германский штаб точно не стал бы держать резервы в такой ситуации, прекрасно понимая, что сохранение жизней штабных офицеров не окупит проигрыша, и даже самая умная голова не полезнее футбольного мяча, если все остальные части тела отрублены. Но французских офицеров всегда характеризовал особенный подход, и Дирк был готов к чему угодно.

Готовность пригодилась ему, когда за поворотом мелькнуло чье-то плечо в мундире хорошо знакомого цвета. Дирк не стал замедлять ход, напротив, оттолкнулся локтем и ногой от стены за спиной, врезавшись в угол траншеи, подобно стальному снаряду. Перед столкновением он рефлекторно пригнул голову – от подобного удара немудрено сломать шейные позвонки. Удар вышел что надо. Траншею здесь не успели укрепить деревом, камнем или металлом, а полметра раскисшей земли не были существенной преградой для «висельника» в полном боевом облачении. Дирк снес угол, выворотив из земли тонкие деревянные рейки и обрывки каких-то веревок. В облаке этого сора и земли он врезался во француза, не успевшего даже вскинуть свой карабин. Хрустнули кости, француз захрипел, стиснув предплечье Дирка слабеющими руками. Дирк не глядя отшвырнул его, зная, что кто-то из идущих сзади добьет раненого. Или, не останавливая бега, разнесет голову кованым сапогом.

Вынырнувший точно из-под земли француз ловко ткнул Дирка в живот каким-то подобием глефы. Не гренадер, но опытный малый. Это его и погубило. Неопытные обычно бьют в голову. Привычка человека, не обкатанного хорошенько в траншейном бою. В голову бьют в драке или в английском боксе, когда важно хорошо поставленным ударом заставить противника покачнуться, считая звезды, или даже отправить в нокаут. Но здесь не драка, здесь кое-что иное. Если хочешь быстро вывести противника из строя, бей в живот. Древняя хитрость всех опытных рубак, которой стараются обучить новичков в первую очередь.

Не голова, хоть в нее и устремляется инстинктивно удар. Острие может соскользнуть по прочной лицевой кости черепа, срубить противнику щеку или лишить глаза. После этого вряд ли он сможет прибыльно торговать своими фотокарточками или быть желанным гостем в гостиных хорошеньких девушек, но уж времени для того, чтобы отправить своему обидчику кусок свинца в печень, у него хватит. Дирку рассказывали про какого-то «томми», который получил две револьверные пули в голову, и не по касательной, а над глазом, с близкого расстояния. У него хватило сил прикончить своего противника и самостоятельно уйти в санчасть. Говорят, парня комиссовали с фронта и он так и уехал, увозя с собою два металлических гостинца в голове. И то, что он потом ослеп на один глаз, вряд ли могло бы обрадовать того, кого он уложил.