Джок не считал убитых. Ему все казалось, что он отстает, что на его счету слишком мало штурканов, слишком мало! Цепенящее Жало будет недовольно им… Жалу потребны тысячи жизней, а он едва дарит великолепному клинку третий десяток. Да от одного вида этого меча враги должны падать с разорванными от ужаса сердцами!..

Штурканы, бежавшие первыми, были уже недалеко от лагеря, когда калуны миновали брошенные баллисты. Отсюда Джок, приподнявшись в седле, заметил приготовления в лагере и успел подумать: «Вот хорошо. Уж с ними сойдемся — не опозорюсь, нарублю больше всех…» — как вдруг камни под ним подпрыгнули на месте, и неведомая сила сбросила его наземь.

Волчец не подвел. Случившееся потрясло и его, но свой долг перед новым хозяином он выполнил: задержался, встал рядом, хоть и поскуливая от страха, прикрыл, не дал затоптать. Вдоволь наглотавшись каменной пыли, Джок наконец-то определил, где верх, где низ, поднялся на ноги и потрепал зверюгу по загривку:

— Ну-ну, тише, парень, все в порядке.

Волчец доверчиво прижался к нему боком. Недовольно рыкнул на соплеменника, в панике крутившегося рядом, несмотря на увещевания седока. Неудержимое, казалось бы, движение войска было остановлено, но морды орков выражали не страх, а восторг. Вечное «схаас» сменили крики:

— Шар'ран Клахар!

Джок поспешил обратно в седло. Посмотрев на лагерь противника, он увидел нечто невероятное: за плотной стеной пыли обозначились края огромной трещины, пересекшей долину с севера на юг, от самого могильного холма — как раз через лагерь! Все еще грохотали камни, срывающиеся в трещину, которая поглотила половину шатров и львиную долю неприятельской орды. На той стороне ее осталось не больше трех сотен штурканов, на этой — тысячи полторы, и вряд ли хоть один из них сейчас готов к сопротивлению.

— Шар'ран Клахар! Схаас!

Всадники Калу устремились к ним.

В надвратной башне Клахар присел на корточки у очага, подбросил веток.

— Теперь можно и отдохнуть, — сказал он. — В кувшине еще что-нибудь осталось?

Истер дала ему напиться.

— Как тебе это удалось?

— Многие старые навыки ослабли во мне, уступили место новым, — усмехнулся Клахар. — Но в своей долине я еще властен. Мертвые орки не отказали мне в помощи… ха, да и попробовали бы отказать! А помощь немалая. Уверен, теперь Штурка сдастся без боя. Уцелевшие расскажут, каково перечить Клахару, получившему поддержку из старого мира. Мы потеряли сегодня четыре сотни, но против шести тысяч — это неплохой счет. А главное — больше потерь не будет. Клан Калу послужит тебе на славу, Ракош.

— Это нужно сделать как можно скорее, — тихо напомнила Истер.

— И будет сделано, — кивнул Клахар. — Как только воины добьют штурканов, выручат иджунов и вернутся, я объявлю поход. Остальные союзники догонят нас в дороге. Отдыхать тоже будем в пути, так что сейчас вернись в замок, Ракош. Несколько часов — все, что у тебя есть до начала великого похода.

— Вели привести моего волчеца, — покачала головой Истер. — Съезжу к Длинному Луку, побуду с ним.

Джон Рздхэнд не знал, сколько времени прошло. Должно быть, немного, но ему было все равно. Даже не боль, а невыносимая тоска, смешанная с каким-то детски наивным, недоверчивым потрясением, придавила его сердце. Как же так?..

Губы разомкнулись, чтобы прошептать имя Изабеллы. А может, и прокричать. Но звуки застряли в горле. Слезы затуманили взор, не пролившись. Он не мог, решительно отказывался поверить в случившееся.

Как же так?

Ведь неважно, обманули они судьбу или нет. Все знали, как рискует Бенджамин, все понимали, что его место на пороге смерти может занять Гарри. Наконец, сам молодой граф смутно, но осознавал, что его филантропические потуги могут обернуться и против него. Да, в это уже слабо верилось, главные герои легенд не гибнут, не исполнив предначертания; да и просто урбанистическая манера мышления, воспитанная на благах цивилизации, которая вроде бы и существует только для того, чтобы обеспечить каждому индивидууму жизнь и здоровье, — эта манера мышления протестовала против идеи смерти. И все же, по большому счету, Джон признавал, что он так же смертен, как и все вокруг него. Встреча с Аннагаиром заставила на многое посмотреть иначе, — в частности, и на историю призрака сэра Томаса: слишком много всплыло непредвиденных вещей. И молодой граф осознавал, что, вырвавшись из обрисованного призраком сюжета, он легко может пасть жертвой непредвиденных обстоятельств.

Но Изабелла?! Все остальные — мужчины; ладно, коли такова судьба мужчин — совать голову в петлю. Но ее смерть не могла коснуться!

Почему? Ведь она же просто еще один человек в этом безумном походе…

Да потому, что… Потому, что так не должно быть, и точка.

Джон обхватил голову руками. О боже! Они ни слова не сказали друг другу о каких-то чувствах, и правильно сделали, но он уже давно не мыслил себе жизни без ее взгляда, то мягкого и нежного, как море, то горящего, как пламя в ночи, то наивно-восхищенного, то мудрого неизъяснимой мудростью сердечной чистоты…

Джон Рэдхэнд любил Изабеллу. Скорее всего, он никогда бы не признался ей в этом: зачем, если их судьбы — это судьбы разных миров? И в урочное время, конечно, расстался бы с нею, не теребя девичьей души неосторожными словами, миражом невозможного счастья. И как бы ни сложилась потом жизнь, всегда б помнил о ней. Просто помнил бы, без пьяной слезливости, без истерики, со спокойной, теплой грустью в сердце.

Но вот случилось нечто немыслимое. И теперь он оставит здесь ее безжизненное тело и уйдет — как можно быстрее, даже не попрощавшись с телом Гарри, потому что слишком трудно будет глядеть на кусок обугленного мяса и заставлять себя представить, что еще недавно он был твоим другом. Уйдет, унося с собой проклятые эльфийские сокровища. Зачем? Они нужны сэру Томасу, так пусть будут у него. Джону Рэдхэнду они ни к чему… да, еще Аннагаир! Пусть делят сами. В конце концов, это уже не имеет значения для молодого англо-русского графа.

А может быть, и для всех остальных уже нет разницы, что будет с сокровищами? Ведь судьба не просто изменилась, она, судя по всему, вообще полетела вверх тормашками. А если теперь не будет ни сэра Томаса Рэдхэнда, ни его призрака, ни его новообретенных земель? Стало быть, не будет потом и самого Джона.

Ну уж это точно не великая потеря. Его, Джона, уже все равно что нет.

Придут орки. Может, даже захватят мир. Святые угодники, какая-то голливудская чушь. А если и правда, да хоть тысячу раз правда — все равно…

Изабелла… Джон склонился над ней, чтобы поцеловать напоследок, как вдруг услышал неприятный скрежещущий шорох чешуи. Он медленно повернулся, прижимая к себе девушку.

Левая голова Змея внимательно смотрела на него. Немигающий взгляд казался спокойным, хотя что-то и подрагивало в глубине зрачков.