Хлебал я такие весовые категории. Интересно, безжалостный Мик примет такие мои упражнения в счет утренней зарядки?

Не замирать, не замирать. Бой не окончен… по сути, он и начат-то едва ли. Я даже не успел понять, насколько ему поплохело от выстрела в грудь, патроны-то в бенелли заряжены серьезные, я таких и не видел никогда, потому что не склонен поднимать голову от ценников со скидками. Кое-как перекатился, гася инерцию, перекинул задницу через голову и нашел себя распластавшимся по земле носом к машине. Под днищем видны были по ту сторону две толстых зеленых ножищи с чешуистой шкурой и отсутствием раздельных пальцев, зато со страшненькими роговыми шпорами на три стороны каждая. Сколь же причудлив должен быть маршрут эволюции, чтобы породить такую конструкцию… или, например, мой склад разума, занимаемый в самые ответственные моменты мыслями о подобной ерунде.

За машиной тем временем что-то такое бодренькое происходило. Захлопал девятимиллиметровый – неужели Айрин вышла из ступора? Ноги недоуменно переступили, хотя что такой глыбе пистолет, если его картечный заряд в упор не уложил. С другой стороны сипло рявкнул русский товаристч и умолк – потому что дружище Мик, хоть и научился семенить с винтовкой навскидку как заядлый тактический оператор, про переводчик в запале всегда забывает и вместо эпичной очереди на полбубна выдает такое вот разочарование. Впрочем, он-то добился кое-каких успехов – враждебные копыта перешагнули, словно догоняя верхний ярус, получивший крепкую плюху. Развернулся направо – в сторону Айрин, ой-ой! – и тут я разглядел место, где бронешкура растянулась. Дробовик сам собой довернулся, нырнув стволом под днище пикапа, левая рука попутно дернула цевье, и новый подарок я прислал как раз куда было надо – в сустав между двумя шпорами и хрящевым с виду выступом. В упор. С большим, матерь его (если только эти странно расцвеченные особи не предпочитают почкование – тогда почку его, или черенок, или куколку согласно штатному расписанию), удовольствием рассмотрев, как стопа, или опять же как ее там, отрывается от конечности. Не так чтобы напрочь, но дыра образовалась приличная даже со входной стороны, а на выходе, пожалуй, тот еще кратер.

Хоть бы завопил, что ли, паскуда. А то непонятно, насколько ему с этого поплохело. Из воплей обычно можно сделать выводы. Упс!

Меня прихватило за бока и легко вскинуло вверх, над пикапом, по пути немилосердно вложив башкой в его твердый борт. А со мной такое обращение проходит крайне редко, не приучены мы, стокилограммовые верзилы, к воздушной эквилибристике. Успел еще раз дернуть цевье, проводил краем глаза улетающую желтую гильзу, закружилась голова, потом прямо под ней мелькнула знакомая уже раззявленная пасть с акульими кинжальными клыками. На заднем фоне суетились знакомые персонажи, причем Редфилд наконец вернул себе топор и выглядел в таком свете чрезвычайно воинственно. Как бы его бодрый напас в полную амплитуду кого лишнего не зацепил, не будем показывать пальцем! Зеленая туша, неуклюже балансируя на изувеченной ноге, щупальцами вскинула меня над собой – и вдруг одно из щупалец под короткое шипение развалилась надвое, словно бы его рассек невидимый клинок. Очень эффектно, но смотреть на такое лучше бы со стороны, потому что без опоры я начал падать прямо вниз, на приглашающе выставленные зубья. Да, господа, это не зубы, это зубья и есть, поистине лишь подобный момент способен наглядно продемонстрировать разницу. Я несолидным для крупного мужчины манером извернулся, пихнул прямо перед собой ствол, вбив его… не знаю, есть ли у подобного создания глотка… между зубьями по самую ствольную коробку и нажал на спуск. А он прикусил. А я не отдал…

Далее что-то еще происходило, но в памяти не отложилось – наверняка меня поймет каждый, кто хоть раз в жизни получал по балде сковородкой. Кажется, о чем-то мы еще с живучей этой тушей спорили, и никому из нас на пользу это не шло.

В следующий осознанный момент я нашел себя прибалдело сидящим на заднице посреди нашего былого кострища, куда меня отфутболил агонистический (уж надеюсь) порыв чудовища. От дорогущего итальянского дробовика в руке осталась лишь половина – та, что с прикладом и спуском, вместо же ствола с магазином ствольная коробка неожиданно обрела кривой и мятый, гм, скус – или как это назвать? Хотя нет, зубами гада был скушен только тонкостенный трубчатый магазин, а ствол развернуло розочкой, как бывает при разрыве патрона в деформированном канале. Редфилд энергично работал топором над содрогающейся и наконец утратившей равновесие зеленой тушей, ко мстительному моему одобрению переводя ее в статус кучи. Фон увивался рядом – дивно было обнаружить его посреди драки не на позиции солиста. Под топор он благоразумно не совался, зато совладал наконец с концепцией самозарядного оружия и постреливал раз за разом, когда рыжий открывал ему прицельную линию. Именитый русский семь шестьдесят два подкрепил свою репутацию, уверенно сажая в бронированную тушу дырку за дыркой. Автор незримого лезвия, кое можно, в зависимости от точки зрения, признать как крайне эффективным, так и дико неуместным, нервно содрогался на приличном отдалении, пуча свои водянистые эльфийские глаза. Айрин… Айрин!

Нет, Айрин была в порядке – или по крайней мере жива и невредима, что уже немало. Она стояла тут же надо мной и высаживала из своего пистолета пулю за пулей с таким видом, будто точно знает, что делает. Надо бы ей хоть объяснить, как его держать, а то она и стояла странно – всем фронтом на цель, вытянувшись как на плацу, и спуск дергала с такой силой, что мускулами на спине раздувало куртку. Очень эффектно, хотя и без толку – вряд ли пистолет справится с задачей, не давшейся дробовику. Тем более в той же стороне суетились более дельные добивальщики, и рано или поздно она в кого-нибудь из них засадит подарочек. А в кабину нашего многострадального пикапа она уже пару раз попала, и едва ли свежие пулевые рытвины увеличили его профпригодность.

– Пркти, – посоветовал я ей, пронизанный острой жалостью к последнему дедовскому наследию. С трудом задрал левую руку и подергал Айрин за полу куртки. – Пстл ему всрв… никак, неее, мэм.

– Да что ж такое-то! – взвизгнула Айрин в ответ, но стрелять, к облегчению моему, прекратила. – Это каждый раз оттуда будет такое вылезать?

Гм. Хороший вопрос. Я умом-то понимаю, что ответ надлежит модулировать, но совсем забыл, на чем мы вчера остановились. Мы ее с собой или мы от нее подальше? Мне ей что сказать – «нет, что ты, частный случай» или «то ли еще будет»? Нет ли у меня сотрясения чего-нибудь жизненно важного? Есть ли у меня вообще что-нибудь важное? Кто я, в конце-то концов? Вдох, выдох. Стало только хуже, куда-то поплыли изображения, уши заложило ватой, а язык, кажется, подломился, что донельзя странно для не содержащего костей и суставов органа.

Это ж надо было так расклеиться буквально на первом же… формально втором… дне операции «обеззиянивание». Все, спасибо, все вспомнил. Вроде как. Контузия не в силах сломить нашу операционную систему, ибо построена она на могучем духе, а не на хрупком разуме.

– Впрке, – успокоил я Айрин как мог. – Нсы.

– Чего-чего?

– Ягру… клепать твою драму.

Вот последнее у меня получилось вполне четко и с хорошей дикцией, а потом перед глазами все опять поплыло, и во избежание дальнейших сложностей я демократично улегся на спину. Под голову удачно подвернулся шлакоблок, давеча участвовавший в организации кухни. С размаху так подвернулся, но ничего, мы прочные.