Но с помощью алкоголя он добился лишь того, что Флора прогнала его прочь, и это было для него одновременно рождением и смертью. Ведь освободившись от ее тиранического влияния, подчинявшего его и одновременно вынуждавшего контролировать свои побуждения, он оборвал и пуповину, соединявшую его с теми единственными отношениями, которые он считал чистыми, и с женщиной, которая сумела подчинить его себе. Флора наверняка что-то заподозрила. Ничто не могло ускользнуть от внимания этой деспотичной королевы. Она не могла не отдавать себе отчета в том, что в глубине души Виктора обитает демон, беспрестанно сражающийся с ним за власть, которую ему время от времени удается заполучить. Конечно же, ей было об этом известно. Она все поняла, едва взглянув на чачингорри, которое в то утро принесла ей Амайя и которое было найдено на трупе Анны. Амайя вспоминала, как сестра взяла пирожное в руки, понюхала и даже попробовала его, доподлинно зная, что оно представляет собой подпись, которую нельзя было спутать ни с чем, и одновременно дань уважения традициям, заведенному в долине порядку и ей самой.

Амайя задавалась вопросом, сколько времени потребовалось Флоре, чтобы сменить муку, после того как она вышла за дверь, и когда у нее в голове зародился план соблазнения Монтеса, позволивший ей быть в курсе расследования. Она и в самом деле нуждалась в подтверждении из лаборатории, или она все знала, когда пробовала чачингорри, когда был найден труп Анны, когда она сидела за тетиным столом и оправдывала эти страшные преступления? Либо все ее действия были направлены на то, чтобы понаблюдать за реакцией Виктора?

Тропа шла вниз, все дальше уводя ее от шоссе. От острого аромата древесной смолы у нее защекотало в носу и защипало в глазах. Одновременно слабый свет фонаря окончательно потух, оставив ее в кромешной тьме. Она несколько секунд стояла неподвижно, привыкая к отсутствию света. Наконец, ей удалось различить слабый отблеск между деревьями. И тут же, в этой полной темноте она увидела пляшущий огонек фонаря в руках Флоры. Он поочередно отражался от стволов деревьев, отчего казалось, что в чаще мечется молния. Амайя пошла на этот свет, вытянув перед собой руки и подсвечивая дорогу экраном телефона, который едва освещал ее ноги и вдобавок выключался каждые пятнадцать секунд. Она осторожно скользила ногами по тропинке, ставя одну ногу перед другой и пытаясь спешить, чтобы не потерять из виду фонарь Флоры. Услышав за спиной какой-то шорох, она резко обернулась и ударилась лицом о корявую ветку, рассекшую ей лоб. Из глубокой раны тут же полилась кровь. Оглушенная ударом Амайя чувствовала, как по ее щекам скатываются две струи, напоминая густые слезы. Но хуже всего было то, что она уронила телефон, скрывшийся во мраке где-то у нее под ногами. Ощупав рану пальцами, она убедилась в том, что на самом деле она небольшая, хотя и довольно глубокая. Она сдернула с шеи шелковый шарф и туго перетянула голову, зажав рассеченную кожу и остановив кровотечение.

Амайя озадаченно топталась на месте, но сколько она ни высматривала между деревьями светящееся облако, теперь ее со всех сторон обступала темнота. Она протерла глаза, отметив, что они залиты липкой кровью, которая уже начала сворачиваться. «Хорошенькое я, должно быть, представляю собой зрелище», — мелькнула мысль, но ее тут же вытеснило чувство, близкое к панике. Стремительно нарастающая паранойя вынудила ее прислушаться, затаив дыхание, в полной уверенности, что рядом с ней кто-то есть. Она испуганно вскрикнула, услышав громкий свист, но тут же поняла, что ей ничто не угрожает. Каким-то образом он оказался рядом, чтобы помочь ей. Она знала, что если ей и удастся выбраться из этого леса, не успев истечь кровью, то только благодаря ему. Еще один свист отчетливо прозвучал справа от нее. Она выпрямилась, осторожно повернув голову, и двинулась на звуки. Очередной короткий свист раздался перед ней, и внезапно, как будто кто-то отдернул занавес, она оказалась на опушке леса и на краю луга, раскинувшегося за хутором Урибе.

Недавно скошенная трава позволила Амайе зашагать напрямик. Она не помнила, чтобы пастбище за домом было таким огромным. Сам дом был освещен множеством фонарей. Они окружали лужайку, усеянную старыми сельскохозяйственными механизмами, которые окружали хутор подобно произведениям искусства. В мягком свете одного из фонарей Амайя различила фигуру Флоры. Сжимая в руке винтовку, она решительными шагами подошла к дому и повернула к главному входу. Амайя чуть было ее не окликнула, но вовремя сообразила, что тем самым она привлечет и внимание Виктора. Тем более что сама она все еще находилась в открытом поле. Она бросилась бежать со всех ног. Добежав до спасительной стены дома, она прижалась к ней, держа наготове «Глок» Монтеса, и прислушалась. Ничего. Она начала пробираться вдоль стены, то и дело озираясь назад и понимая, что ее видно так же хорошо, как несколько мгновений назад было видно Флору. Соблюдая все предосторожности, она, наконец, приблизилась к входной двери, которая показалась ей приоткрытой. Из щели струился слабый свет. Амайя толкнула тяжелую дверь и замерла, наблюдая за тем, как она медленно открывается внутрь.

Если бы не включенный свет, могло показаться, что в доме вообще никого нет. Она осмотрела комнаты на первом этаже и убедилась, что здесь почти ничего не изменилось с тех пор, как хозяйкой дома была Толоса. Она огляделась в поисках телефона, но его нигде не было видно. Снова прижавшись спиной к стене, она начала медленно подниматься по лестнице. На втором этаже было четыре закрытых комнаты, двери которых выходили на лестничную площадку. Еще одна дверь виднелась в конце следующего лестничного пролета. Амайя по очереди открыла все четыре двери в спальни с массивной полированной мебелью и толстыми цветастыми стегаными одеялами. Затем она начала преодолевать последний лестничный марш. К этому моменту она уже была убеждена, что в доме никого нет, но все равно держала пистолет обеими руками и шла вперед, не переставая целиться в закрытую дверь. Когда она, наконец, оказалась у самой двери, удары сердца с таким грохотом отдавались у нее в ушах, что напоминали ритмичное щелканье бича и почти оглушали ее. Она сглотнула и сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Отступив в сторону, она повернула ручку двери и включила свет.

За все годы работы инспектором в полиции Наварры она еще никогда не оказывалась перед жертвенником. Во время стажировки в Квантико ей показывали фотографии и видеозаписи, но, как ее и предупреждал инструктор, ничто не могло подготовить человека к моменту, когда он впервые обнаруживал жертвенник. «Он может находиться в маленькой нише, внутри шкафа или в чемодане. Он может занимать всю комнату или небольшой ящик. Это не имеет значения. Когда ты с ним столкнешься, ты этого уже никогда не забудешь, потому что этот конкретный музей ужасов, который убийца увешивает своими трофеями, является самым ярким примером гнусности, извращенности и порочности, на которые только способен человек. Несмотря на все изученные тобой материалы и составленные благодаря им психологические портреты и модели поведения, ты не поймешь, что значит заглянуть в голову дьявола, пока не обнаружишь жертвенник».

Охваченная ужасом Амайя учащенно дышала, глядя на увеличенные копии фотографий, хранящихся в комиссариате. Девочки смотрели на нее с зеркала огромного старинного шкафа, на котором Виктор в хронологическом порядке расположил газетные вырезки, статьи о басахауне, помещенные в местной газете некрологи девочкам и даже фотографии похорон. Тут были снимки скорбящих семей, одноклассников и засыпанных цветами могил, которые опубликовало одно из местных изданий. Под всем этим находилась целая коллекция фотографий, сделанных, вне всякого сомнения, на месте преступления. Эти снимки напоминали инструкцию смерти, пошагово отражая процесс воплощения страшных фантазий убийцы и историю его жутких достижений. Перед Амайей находилось наглядное, подробно задокументированное описание этого ужаса. Онемев от изумления и с трудом веря собственным глазам, она смотрела на огромное количество вырезок, пожелтевших от времени, с закрутившимися от влажности краями. Некоторые из них были сделаны двадцать лет назад и были совсем короткими. Лишь несколько газетных строк сообщали об исчезновении девушек во время туристического похода или экскурсии в отдаленные уголки долины, включая ту ее часть, которая находилась за границей. Вырезки располагались уступами, в определенной последовательности, и на самой вершине этой пирамиды Амайя обнаружила имя Терезы Клас, провозглашающее тот факт, что она является королевой этого адского круга. Эта девушка, из-за которой Виктор настолько потерял голову, что пошел на риск убить ее в нескольких метрах от собственного дома, стала первой его жертвой. Но вместо того, чтобы вселить в него ужас, ее смерть настолько его взволновала, что на протяжении последующих двух лет он убил еще как минимум трех женщин. Это все были искупительные жертвы, девушки, явно попадающие под определение юных кокеток. Он нападал на них в горах, действуя достаточно грубо и прямолинейно, по сравнению с той изощренностью, которую он демонстрировал в своих преступлениях сейчас.