Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Огромный снежок влепился вдруг Клавдии в спину.
От неожиданности она чуть не вскрикнула.
А женщина радостно заливалась и лепила из первого снега другой комок.
— Попала! Попала! — смеялась она.
Клавдия секунду оторопело смотрела на нее, поэтому еле успела уклониться от другого снежка.
— Ага, не попадете! — по-детски хлопала в ладоши женщина.
Клавдия наклонилась к земле и тоже скатала снежок.
Куда-то пропали угрюмость и стыд. Она попала в зону веселья. В зону даже какого-то безумия, хотя и отмечала про себя обреченно:
«Я сошла с ума! Это так весело, оказывается!»
Женщина бросилась от нее к кустам, а когда Клавдия догнала ее, неожиданно выпрыгнула и прижала к себе. А потом провела пальцем по губам, смазав губную помаду уродливым следом.
— Правда, здесь красивое озеро? — спросила Клавдия. — Пойдем посмотрим.
— А как же сумка? — спросила женщина.
— Сумка подождет, — прошептала Клавдия. — Теперь уже ничего не важно…
Колокольный звон смолк.
Они подошли к озеру, где только что были. Оно еще не замерзло. Посредине, на острове, росли три голых дерева.
— Никогда не думала, что пойду вот так ночью смотреть на…
Пятница. 19.03 — 19.07
Ах, почему я так люблю эти секунды? До нее потихоньку начинает доходить. Нет, даже не доходить, а просто что-то смутно начинает ее тревожить. И она даже не понимает причины своей тревоги. Просто глаза, серые ее глаза начинают блестеть в темноте, просто сияют.
Я беру ее за руку. Она почти прижимается ко мне. Страх толкает ее.
Она смотрит на меня серыми глазами как бы обреченно. Она еще не может поверить, еще ум загораживает от нее правду. Но она послушно идет за мной.
Я никогда не знаю, когда это случится. И как. Я просто подчиняюсь силе. Каждый раз и для меня это неожиданность. Вот жду-жду, а никогда не могу угадать.
Мы дошли до озера с островком деревьев посредине. Она уже почти успокоилась. Она уже что-то придумала утешительное для себя. Она даже стала шутить:
— Никогда не думала, что пойду вот так ночью смотреть на озеро…
— Да-да, — говорю я. — Я тоже не думала…
Она оборачивается ко мне и тихо спрашивает:
— Так это ты?
Пятница. 19.04. — 19.29
«Ах, как я ненавижу эти минуты! Даже когда все собрано и сложилось в точную картину, все еще веришь — ошибка, не может быть. А он вдруг говорит — да, это я. И все. И это самое страшное, что никаких надежд. Что вот еще секунду назад это был человек, а сейчас он — убийца».
Женщина сделала шаг назад. Она не могла его не сделать. Она должна была отступить, чтобы или бежать, или ударить Клавдию.
— Это ты? — повторила Клавдия уже увереннее.
Женщина сунула руку в карман. Это не страшно. Теперь она не сможет убить.
«Ну, конечно, юмор на лестнице, — думала Клавдия. — Теперь понятно, почему женщины ей доверяли, потому что и она была женщиной. Теперь-то все понятно. Только не понятно — зачем, почему?»
— Ты его любила? — глухо спросила Клавдия. — Ты любила Марина? Он тебе изменил, да?
Клавдия все подавала женщине эти ниточки, но та стояла каменно, молчала, наливалась изнутри чем-то темным и страшным.
— Марин Юрий жил в Медведкове. Ведь это ты его убила, правда? Я видела фотографию его жены — блондинка с серыми глазами, лет под сорок. Ты хотела найти ее?
— Я ее найду! — выкрикнула женщина.
— Нет, ты ее не найдешь.
Клавдия шагнула к ней и взяла за руки.
— Сядь, — сказала мягко, но непреклонно. — Сядь, поговорим. — Они сели на поваленный ствол дерева. Посмотреть со стороны — две подружки решили поболтать на природе. Только вот время выбрали неподходящее. — Он тебя бросил? Да?
Женщина молча кивнула.
— Ты любила его? Там, в Хабаровске?
Опять кивок.
— Ты была беременная, когда он тебя оставил?
И тут женщина вскинула голову и расхохоталась.
— Я никогда не была беременна! Я не могу забеременеть!
Она вдруг рванула пуговицы пальто, задрала блузку и вздернула лифчик. Груди у нее не было. Маленькие мужские соски.
— Я это сделала для него! Я сама пошла к врачам и сделала это. Потому что я…
Клавдия громко сглотнула.
«Как это называется? Фу, какое-то научное слово… Трансвестит, вот как… Все это было бы смешно, когда бы не было так… мерзко».
— Потому что она забрала его… Потому что я ее ненавижу… Я всех их ненавижу!
— У Нины Кокошиной… Помнишь, ты убила… убил… ее в Матвеевском, есть сын. Маленький мальчик… Он тоже любит мать…
— Я ненавижу детей, — оскалилось оно. — Но знаешь ты, кого я больше всего ненавижу?
Оно вдруг огляделось, словно увидело кого-то, кого-то сильного, всемогущего, кто ведет его от убийства к убийству…
— Себя!
Клавдия не успела.
Выскользнувшая из кармана левая рука взлетела, блеснув зажатым в кулаке лезвием, и оно с тихим хрустом вонзилось в лоб.
Оно смотрело на Клавдию чернеющими глазами, и улыбка победителя заливалась бурой кровью…
Воскресенье
— Тетя Куава, мороженое купи! — ныл Витенька, дергая Клавдию за руку.
— Ты что, малыш, такой холод, ты же простудишься.
— Ничего не пуостужусь. Ну тетя Куава…
Мужика того изловили довольно просто. Он оказался вовсе не проводником, просто бегал к одной львовской проводнице. Вообще ходок был знатный. Клавдии пришлось перед ним извиняться.
Трансвестита отвезли в морг.
Клавдии, кстати, не долго пришлось быть в Воронцовском парке одной.
Каким-то чудом Игорь и Кленов минут через пять оказались рядом. Клавдия подозревала, что Кленов-таки, хоть раз, что-то определенное сказал по своей науке. Вот они и помчались в Воронцово.
Вскоре к месту, залитому кровью, стали стекаться люди — в церкви закончилась служба.
Подошел и отец Сергий. Долго стоял поодаль, а потом, улучив минутку, спросил Клавдию:
— А что там Геннадий?
Клавдия хлопнула себя по лбу и тут же помчалась звонить, тревожить, поднимать на ноги, отменять…
Карева перевели пока из камеры смертников. Говорят, что когда ночью за ним пришли, он потерял сознание, решил, что уже ведут на расстрел…