Потом он еще раз съездил в Бэттл, где ему пришлось выходить на платформу и разыскивать мисс Иви Сидней, поскольку мисс Рейчел не смогла поехать с ним вместе. С таким тяжелым багажом, как у нее, ему еще не доводилось иметь дело, и она, похоже, сильно расстроилась, что ее никто не встретил. Он передал, что было велено: мисс Рейчел передвигала мебель, в итоге у нее разболелась спина, а мисс Сидней переносит свои вещи в коттедж, где они будут жить, поскольку дом уже переполнен. Но даже после этих слов он чувствовал, что она по-прежнему недовольна. Ну и ладно. Ему приказано доставить ее к входной двери дома, а багаж отнести в коттедж. И можно пойти выпить чаю.

* * *

У Уильяма выдался плодотворный день. Пара коттеджей, расположенных у проселочной дороги в ста ярдах от шоссе между Милл-Фарм и его домом и пустовавших почти год с тех пор, как снимавшая их миссис Браун скончалась, прямо-таки просили их купить. Понадобилось некоторое время, чтобы отыскать их хозяина, которым в конце концов оказался Йорк – фермер, земли которого находились в четверти мили дальше по той же проселочной дороге. Мистер Йорк лишнего слова не говорил без необходимости и о том, что коттеджи принадлежат ему, никогда не упоминал, но Уильям, впервые приметивший их во время утренних прогулок верхом, обо всем разузнал через своего верного подрядчика Сэмпсона, который охотно согласился с тем, что если коттеджи простоят пустыми еще дольше, они будут уже ни на что не годными. И Уильям отправился проведать Йорка, который, как оказалось, был занят какой-то чрезвычайно неспешной работой в своем хлеву.

Завидев старого мистера Казалета, Йорк прислонил вилы к двери хлева и застыл в ожидании. Когда старый мистер Казалет сообщил, что пришел по поводу коттеджей, Йорк сказал только «а, вот как?» и молча повел его к дому. В дом они вошли через заднюю дверь: передней пользовались только во время похорон и свадеб, в последний раз это было, когда умерла его мать. Он не был женат – как говорили, потому, что его невеста упала в пруд в резиновых сапогах и утонула. Домашнее хозяйство у него вела некая мисс Бут, однако ее внешность не возбуждала неуместных мыслей, и на самом деле в доме царила полнейшая благопристойность. Они прошли через кладовую, где мисс Бут (особа рослая, неулыбчивая и с редкой бородкой) сбивала масло, потом через кухню, где пахло готовящимся обедом и свежевыглаженными рубашками и по каменной плитке коридора в маленькую гостиную с опущенными жалюзи, запахом полироли для мебели и «Флита» от мух, трупики которых валялись на подоконниках, как огромные подгоревшие изюмины из кекса. Уильяма усадили в лучшее кресло, жалюзи подняли, и при дневном свете он увидел небольшое ореховое пианино с нотами на подставке между двух свечей, три стула, камин с низкой чугунной решеточкой и большую гравюру «Прощание с Англией» в рамке над камином.

Коттеджи. А-а! Ну, он пока не думал, как поступить с ними. Они достались ему от матери, а миссис Браун была ее подругой и, конечно, хлебнула в жизни лиха – как-никак четырнадцать детей, или пятнадцать, она и сама толком не помнила. А к тому времени, как она скончалась, дети уже выросли или переселились к своей тетке в Гастингс. Этот приступ словоохотливости, видимо, утомил его, и он сел, соглашаясь с самим собой, что все эти факты имели место.

В этот момент явилась мисс Бут с подносом, на котором крепкий индийский чай в двух чашках имел почти персиковый оттенок, поскольку был забелен жирным молоком, а рядом с чашками помещалась тарелка с имбирным печеньем. Поднос был осторожно пристроен на довольно шаткий столик между хозяином и гостем. И наконец, метнув испепеляющий взгляд на сапоги Йорка – (не предназначенные для дома, а тем более для гостиной), мисс Бут удалилась.

Коттеджи. Ну, смотря что предлагает мистер Казалет. Уильям объяснил, что хотел бы купить их и перестроить под дома для своих родственников. А-а. Мистер Йорк положил в свой чай четыре куска сахара. В наступившей тишине Уильям заметил, как, пришептывая, тикают маленькие черные часы на каминной полке. Дождавшись, когда Йорк закончит размешивать сахар в своем чае, он назвал цену. Снова стало тихо, пока мистер Йорк размышлял о пяти сотнях фунтов – такой крупной суммы он еще ни разу не держал в руках. Новая крыша простерлась над хлевом, свинарник вырос в мгновение ока, стог на задах накрылся брезентом, появились новая литовка, черпалка для пруда, собственный бык, чтоб покрывал коров, ворота на большое поле починились, так что можно заводить овец, если он надумает, а для нее пристроить к кухне маленькую теплицу, которую она все клянчит…

– Полагаю, вам надо обдумать предложение.

– Может, да. А может, и нет.

– И еще одно…

Так он и знал, что без ложки дегтя не обойдется.

– Да, я знаю, крыши там пора бы подновить.

– Нет, я не об этом. Но я бы хотел еще землю за домами. То есть за садовой изгородью.

– А-а!

Покупка недвижимости – одно дело, ею он никогда не дорожил, а земля – совсем другое. Продавать свою землю он не собирался.

– Мне нужен совсем небольшой участок. Один акр. Чтобы разбить огород.

– Ну что ж, тогда другой разговор. – Скорбные карие глаза задумчиво устремили взгляд на Уильяма. – Там хорошая земля.

Ничего подобного. По крайней мере, в ее нынешнем состоянии – с зарослями чертополоха и ежевики, изрытая кроличьими норами. Но Уильям и не думал спорить. Он просто предложил накинуть еще пятьдесят фунтов, и хотя было сказано, что мистер Йорк еще подумает, оба знали, что он уже все обдумал.

– Хорошо. Итак, Йорк, ответ завтра утром? Видите ли, хочу поскорее уладить дело. Может, скоро нам опять придется воевать.

Йорку невольно вспомнились четыре ужасных года, которые он, начиная со своего восемнадцатилетия, провел во Франции: в памяти сохранилось только, что он всегда был мокрым и почти всегда напуганным, видел такие издевательства над людьми, на которые не решился бы смотреть, даже если бы издевались над животными, и повсюду были только крысы, вши, грязь, кровь, и все по вине этих немецких гансов. Он сказал:

– Нет уж, меня туда снова никакими коврижками не заманят.

Уильям поднялся.

– Возможно, на этот раз они сами явятся к нам, – сказал он.

Йорк метнул в него взгляд, проверяя, не потешается ли над ним старик, но тот был серьезен.

– Пусть только явятся на мою землю – получат по заслугам, – негромко произнес он. Уильям удивленно взглянул на него: Йорк не шутил.

* * *

– Что мы должны делать, так это молиться, – заявила Нора с таким жаром, что Луиза вздрогнула.

Они лежали в постелях после позднего ужина; шторы были открыты, поэтому они видели беспорядочные сполохи молний, а потом считали вслух, пока не раздавался слабый раскат грома.

– Ты серьезно думаешь, что от этого есть хоть какая-нибудь польза?

– Конечно, всегда есть. Правда, именно то, о чем молишься, получаешь не всегда, зато польза от этого есть всегда.

– Ведь не хотеть войны – это хорошо, правда? Значит, если молитвы действуют, Богу уже следовало бы сделать так, чтобы войны не было.