Они обыскивали свежеиспеченный труп в поисках ценных вещей.

– В те дни, полные мрака и отчаяния, кириатов не очень заботило, что они призывают из пустоты и какие силы высвобождают в процессе. Против них была выставлена вся мерцающая мощь колдовского народа и семитысячелетней империи, которая зиждилась на колдовстве, не способном сосуществовать с кириатской наукой. Расплата была неизбежна, и силы, которыми обладал колдовской народ, были древними и ужасными. То было не время для полумер. Из пустоты Поименованные Военачальники призвали семь яростных духов, заточили в железо и поручили им защитить кириатский народ, истребить врагов-олдрейнов.

Главным среди призванных был Стратег Ингарнанашарал.

Возможно, не самый свирепый из призванных семерых и даже не самый смертоносный, но именно Ингарнанашарал горел ярче всех и пользовался наибольшей популярностью среди кириатского командования. Он был избран для исполнения высочайшего долга: его забросили в небеса, как блестящую, только что отчеканенную монету, в то время как остальные остались внизу, прикованные к Земле и нескольким отдельным заботам. На Ингарнанашарала легла обязанность Дозора-с-Высоты: выискивать олдрейнов, где бы они ни скрывались на земном шаре, и нести им погибель, и более того – вкушать ветра и частицы мира, чтобы понять, что было сделано с его тканью в прошлые эпохи и как оно допустило такие бесчинства против разума, как владычество олдрейнов. Это понимание он должен был превратить в оружие и стратегию, которые поставят врага на колени и нанесут последний удар.

В самом начале война шла тяжело для кириатов, и не раз казалось, что Ингарнанашарала вот-вот сорвут с неба…

– Кхе-кхе.

Кормчий сделал паузу.

– Можно побыстрее? – мягко спросил Рингил. – Не хочу слушать твои старые военные байки – у меня своих предостаточно. Давай пропустим Древнее Столкновение Старших Рас и попытаемся сосредоточиться на текущих событиях, хорошо?

– Чтобы понять ответы на вопросы, которые ты задаешь, нужен контекст. – В голосе Анашарала явственно звучала обида. – Война с олдрейнами – краеугольный камень этого контекста. Ингарнанашаралу было дано священное и вечное право вести эту войну…

– Да, все это очень благородно, я уверен. Этот Ингарнанашарал, случайно, не твой близкий родственник?

Тишина. От символов принуждения, выгравированных на панцире Анашарала, исходило слабое, но растущее сияние. «Дочь орлана» мягко покачивалась на волнах. Рингил слегка наклонился вперед в кресле, которое ему принесли из капитанской каюты.

– Я задал тебе вопрос, Кормчий.

Он заставил силу пробудиться внутри себя. Символы на панцире Анашарала загорелись ярко-синим.

– Я… – Это прозвучало так, словно ему выдирали зубы. – Возобновление процесса. От Ингарнанашарала. Я есть. Цель. Приказал Ингарнанашарал.

– Хм. – Рингил откинулся на спинку кресла, не очень-то понимая, о чем говорит существо, но не собираясь признавать этот факт. – Какой-то ты туповатый и беспомощный для свирепого духа, призванного из пустоты с целью уничтожить целую расу.

Кормчий колебался. Огненные очертания глифов поблекли, но не погасли совсем.

– Время, – раздраженно выплюнуло существо. – Прошло.

– Да что ты говоришь? Ну расскажи мне, что случилось после войны?

– Ты это уже знаешь. Состоялась расплата. Двенды были изгнаны. Произошла… победа. Низвержение колдовского царства, возвышение кириатов. И… последовала демобилизация.

Рингил кивнул:

– Они забрали твое оружие.

– Был… отдан новый приказ. Новая миссия. Поднять человечество из грязи суеверий и крестьянского благоговения, построить новую человеческую империю на разуме и науке.

– Ну, кажется, все идет хорошо.

Внутри Анашарала как будто высвободилась из ловушки частица гнева.

– У тебя точка зрения смертного, – огрызнулся Кормчий. – Ты заперт внутри собственного контекста, не ведаешь о возможностях перемен. Нелегко просто так взять и отбросить семь тысяч лет наваждения, ужасов и пресмыкательства перед непознанным. Люди склонны к суевериям – это у них в крови, и этот мир им отлично подходит. Выковать и закалить оружие, способное этому противостоять, возвысить людей до уровня цивилизации, какого кириаты когда-то достигли в своем мире, – на подобный терпеливый труд понадобились тысячелетия, и он не закончен даже наполовину.

– Да. А уход Грашгала и остальных не мог сильно помочь делу.

– Верно подмечено.

Рингил потер подбородок. Это был, в лучшем случае, слишком общий и бессвязный допрос, но давить и торопить Кормчего, возможно, было не самым мудрым решением. Из своего собственного неприятного опыта он знал, что зачастую гораздо труднее сломить человека, перейдя прямо к делу и вынудив его ответить, чем позволить субъекту дойти до сути в свой черед. Прямые требования и грубая сила укрепляли решимость, делали из того, кто вел допрос, явного врага, на котором можно было сосредоточиться. В некоторых мужчинах и женщинах это могло пробудить силу воли, достойную берсеркера, и в результате даже опытный знаток пыток вынужден был сполна отрабатывать свое жалованье. В конце концов, конечно, все ломались, но по ходу дела можно было получить неверные сведения, искаженные детали, а то и вовсе труп, причем еще до того, как закончишь должным образом сортировать и проверять то, что узнал…

Иногда попадались действительно крутые ребята, способные прокусить себе язык и захлебнуться кровью, лишь бы не уступить.

Но если позволить пленнику говорить обобщенно, о чем угодно болтать в надежде избежать или оттянуть подлинную боль, его воля к сопротивлению могла ослабеть. Можно было узнать все, что нужно, и допрашиваемый сам бы почти не понял, что выболтал свои секреты.

А Анашарал любил поговорить.

Этот Кормчий любил читать лекции, нотации, играть в словесные игры, пуская в ход остроумие и иронию, и вообще всячески демонстрировать, как он охренительно превосходит человеческое общество, в котором оказался. Возможно, в этом крылся некий козырь.

Конечно, Анашарал не был человеком. Но что плохого в том, чтобы попробовать те же основные трюки? А вот добиться можно многого. У Рингила была лишь одна главная угроза, которую он мог использовать против Кормчего, и, если ее применить, Анашарал камнем пойдет ко дну, до которого не меньше мили, и можно распрощаться с источником полезных сведений. Гил не хотел прибегать к этой мере слишком быстро – если вообще прибегать, – потому что все еще не знал, блефует или нет. И хотя он не думал, что Кормчий сможет дотащиться до трапа достаточно быстро, чтобы упасть за борт и утонуть по собственной воле, все-таки после столкновения с самонагревающимся панцирем Анашарала он задавался вопросом, не сможет ли тот совершить самоубийство из мести, расплавившись до шлака прямо на палубе, тем самым проделав дыру в корпусе корабля и потопив «Дочь орлана» целиком.