что не намерено рассматривать саму идею каких-либо промежуточных соглашений или поэтапного отвода войск с арабских территорий прежде, чем будет подписан окончательный мирный договор. Эти позиции сторон также были высказаны и в ходе бесед с ооновским посредником Гуннаром Яррингом во время его визитов в ближневосточные столицы в 1968 и 1969 годах. Непримиримость позиций как Каира, так и Иерусалима давала мало надежд на плодотворное продолжение посреднической миссии.

Определенную уверенность израильтянам придавала не только их военная сила, но и отсутствие того международного давления, которое они в столь значительной степени испытывали в 1956 г., во время Синайской кампании. Позиция Москвы оставалась, разумеется, неизменно враждебной. Но, с другой стороны, большинство западных стран осознавало, что Израиль вряд ли возможно и далее принуждать к одностороннему отходу с оккупированных территорий. Даже новое британское правительство консерваторов, традиционно склонное к умиротворению арабских нефтяных режимов, не только сохраняло дипломатические и торговые отношения с Израилем, но и продолжало продавать ему танки и другие виды вооружений. Единственной западноевропейской страной, с которой у Израиля ухудшились отношения, стала Франция — в прошлом близкий союзник. Намереваясь восстановить французское влияние в арабском мире, де Голль ужесточил запреты на продажу Израилю военной техники, причем запрет был распространен и на поставку пятидесяти истребителей “Мираж-у”, за которые Израиль уже расплатился еще до начала войны. С января 1969 г. была прекращена даже поставка запчастей к ранее закупленному оборудованию. Отношения между странами не улучшились и после того, когда весной 1969 г. де Голль ушел в отставку. Его преемник Жорж Помпиду[201] пошел еще далее по пути укрепления добрых отношений с арабскими странами, продав сто “Миражей-у” Ливии, хотя не было никакого сомнения в том, что эти самолеты будут переданы Египту.

Впрочем, негативные последствия потери Франции как союзника компенсировались — хотя бы отчасти — укреплением связей с Соединенными Штатами. По окончании Шестидневной войны правительство Джонсона решительно поддержало настоятельное требование Израиля относительно прямых переговоров между всеми участниками конфликта и заключения формального мирного договора, в рамках которого еврейскому государству были бы гарантированы безопасные и легко обороняемые границы. В 1967 г. новая администрация Никсона[202] подтвердила принципы этой политики. Но хотя Вашингтон и продолжал поддерживать жизненно важные требования Израиля, связанные с обеспечением его безопасности, а также предоставлять Израилю значительную экономическую и военную помощь, случались, тем не менее, периоды тактического расхождения во взглядах между двумя странами. По прошествии зимы 1969 г. отношения между Египтом и Израилем по-прежнему оставались напряженными, а вспышки военных действий в зоне Суэцкого канала становились все более угрожающими; и в это время Вашингтон и Москва пришли к согласию относительно плана конференции “Большой четверки” по Ближнему Востоку. Несмотря на заверения Госдепартамента относительно того, что переговоры имели своей целью лишь привести “к выработке основополагающей структуры, в рамках которой заинтересованные стороны смогут приступить к диалогу”, израильтяне опасались, что американцы меняют свою позицию и готовы поддержать решение ближневосточной проблемы, навязываемое Великими державами.

Нимало не ободрил израильтян и предварительный вариант решения, представленный “Большой четверке” Госсекретарем США Уильямом Роджерсом. В рамках этого плана Роджерса Израиль должен был уйти со всех контролируемых территорий в обмен на заверения арабских стран о подписании мирного договора с Израилем, обязательного для договаривающихся сторон; Израилю была обещана свобода прохода судов через международные водные пути; палестинские беженцы должны были получить возможность выбирать между возвращением и компенсацией; Иордании и Израилю предстояло рассмотреть возможности заключения прямого договора относительно статуса Иерусалима, тогда как вопросы Шарм-аш-Шейха и Газы должны были быть оставлены для последующих переговоров между Египтом и Израилем. Все эти положения, по предложению США, должны быть выработаны в ходе переговоров, основанных на так называемой “формуле Родоса”. Использование этой “формулы”, первоначально предложенной д-ром Яррингом, имело, по сути дела, своей целью отвлечь внимание от основного вопроса: должны ли арабские государства и Израиль вести прямые, лицом к лицу, переговоры. Израильтяне немедленно высказали свою сильную обеспокоенность отходом Вашингтона от sine qua non[203], то есть от проблемы прямых переговоров — поскольку для Израиля это являлось пробным камнем, помогающим определить, насколько их арабские партнеры искренни и заслуживают доверия. Таким образом, в Иерусалиме вздохнули с облегчением, когда Насер в декабре 1969 г. отверг план Роджерса, назвав американские предложения “односторонними и произраильскими”. Как только египтяне высказали свою точку зрения, Советский Союз, в свою очередь, немедленно отказался поддержать этот план. В дальнейшем Госдепартамент отказался от идеи навязать Израилю решение ближневосточной проблемы.

Советский Союз наращивает свое присутствие

Одним из факторов, охладивших решимость Вашингтона разработать план действий Великих держав, стала новая, жесткая и агрессивная, позиция СССР относительно Войны на истощение. 22 января 1970 г. Насер неожиданно прилетел в Москву, чтобы проинформировать советское руководство о том, что израильтяне, для улучшения своего положения на “линии Бар-Лева”, приступили к регулярным бомбардировкам позиций египетской артиллерии на западном берегу Суэцкого канала, а также целей в долине Нила. Действия израильской авиации, заявил он, вынудили Египет эвакуировать около полумиллиона египетских гражданских лиц из зоны канала, а проникновение израильских самолетов в центральные районы страны не только является опасным с военной точки зрения, но и унизительным с точки зрения политической. Насер вынужден был признать, что треть египетских истребителей уже сбиты в ходе воздушных боев, и моральный дух египетских вооруженных сил в полном упадке. Египетский президент попросил предоставить его стране самолеты дальнего действия и советские экипажи для нанесения ответных ударов по израильским городам.

Не желая вступать в открытую конфронтацию с США, советские руководители отклонили эту просьбу. Вместе с тем они согласились принять более активное участие в защите египетских военных и гражданских объектов, и к середине февраля объем воздушных перевозок из СССР в Египет возрос в четыре раза. В течение полугода число советских “инструкторов” и “военных советников” в Египте составило, по разным оценкам, от 10 до 14 тыс. человек, а в египетских водах находилось 60 советских военных судов — что было сопоставимо с Шестым флотом США как по тоннажу, так и по огневой мощи. Советские летчики совершали разведывательные полеты с египетских аэродромов, истребители-перехватчики с советскими экипажами несли боевое дежурство на египетских авиабазах, и зенитно-ракетные комплексы обслуживались советскими боевыми расчетами. Столь значительное увеличение боевой техники и личного состава означало беспрецедентное и угрожающее советское присутствие на Ближнем Востоке.

Самой значимой для Израиля стала разведывательная информация относительно того, что противовоздушная оборона в районе долины Нила теперь будет осуществляться советскими летчиками. Соответственно, в апреле 1970 г. израильская авиация прекратила свои рейды в глубокий тыл противника. Египтяне, в свою очередь, приступили к