Поглядев на игру язычков огня в камине, Эсма перевела взгляд на часы. Волна невероятной усталости накатила вдруг на нее, пропитала всю ее до кончиков пальцев… Как раз есть время немного вздремнуть, пока Биг-Бен не пробил наступление 1969 года.

* * *

Вечер оказался волшебным, они пели и танцевали. Чем больше Конни узнавала Пола, тем более спокойно чувствовала себя в его обществе. Но когда они позвонили бабуле пожелать счастливого Нового года, никто не ответил, и Конни кольнуло странное чувство – такое же, как тогда, много лет назад, с мамой.

– Мне надо домой, – сказала она, и Пол без лишних вопросов ее отвез.

Дверь была не заперта, и Конни поспешила в гостиную. Огонь в камине погас, бокалы стояли нетронутыми. Работал телевизор. Эдна не заходила. Эсма просто присела ненадолго и заснула. И больше не проснулась.

– Бабуленька!.. – заплакала Конни, вглядываясь в ее посеревшее лицо.

Пол проверил пульс и покачал головой. Конни стояла потрясенная.

– Как хорошо она ушла, в мире с собой, – прошептал Пол, укрывая Эсму клетчатым одеялом. – Ну, ну, Конни, пойдем… Сейчас мы уже ничего не сделаем для нее… И не стоит нам здесь проводить первый день нового года.

– Я не могу просто оставить ее вот так здесь. Я видела слишком много пожилых людей. Давай сделаем все, как положено, положим ее на кровать. Ах, жаль, я не знаю, как правильно укладывать человека.

– Я знаю, – улыбнулся ей Пол. – Ты права. Положим ее на кровать и оставим тут до утра. А тебя я забираю с собой.

Сопротивляться ему у Конни не было сил.

Конни перегнулась через перила парома, наблюдая, как огни бухты Пирея уплывают все дальше в темноту. Она никак не могла поверить, что они забрались так далеко, прошагали почти через всю Европу: прошли Францию, Италию, на поезде добрались до Бриндизи и затем в Патры, спали в палатке под открытым небом у Олимпийского холма и вот теперь, после прогулок по Афинам, едут на Крит.

Пол сначала хотел прямым рейсом полететь самолетом, но это был их медовый месяц, и ей хотелось чего-то более необычного. Она была уверена, что им больше не удастся вот так сбежать ото всех на целый месяц, а неожиданное наследство, оставленное им бабулей, плюс кое-какие доходы от авторских прав на песни означали, что они могут ехать, куда только пожелают, а потом вернуться домой самолетом.

Кто бы мог подумать, что «Блюз о детях войны» окажется хитом в Соединенных Штатах как гимн против войны во Вьетнаме? Кто бы мог подумать, что через шесть месяцев после встречи на ланче у Джой Конни и Пол поженятся? Конни появилась в квартире Пола в ночь, когда умерла бабуля, и больше от него не уезжала. Никто из родных на это и бровью не повел, но потом новые партнеры Пола предположили, что, возможно, местному доктору не стоит вот так откровенно жить гражданским браком с подружкой. Конни и Пол намек поняли и отправились в службу регистрации актов гражданского состояния, взяв в свидетели Розу, Невилла и Джой.

Обе семьи пришли в ужас, но жених и невеста не хотели шумихи. Конни надела короткое платье в полоску и огромную шляпу с висячими полями. Пол был в рубашке с пальмами и фланелевых штанах. Конни уже достаточно насмотрелась на чопорно-правильные свадебные церемонии, чтобы ей захотелось взорвать традицию.

Невилл и Найджел потихоньку от всех приготовили им пышный свадебный завтрак, и все просто завалили их подарками, несмотря на протесты новоявленной пары. Впервые за многие годы Конни чувствовала себя счастливой и беззаботной. С Полом ей было спокойно. Секретов друг от друга у них не было. Он знал о Марти и о Лорни, который погиб в той ужасной авиакатастрофе у Перпиньяна в 1967 году. Пол объяснил ей, как устроена репродуктивная система, и заверил, что вероятность того, что Анна – дочка Марти, очень невелика.

– Конни, ты должна оставить все это в прошлом, – строго сказал он ей. – Не надо тосковать по тому, чего уже никогда не будет. Мы нарожаем с тобой кучу детей. А где бы она ни была сейчас, она счастлива в той единственной жизни, которую знает. Не стоит зацикливаться на этих мыслях.

Он был прав, но ей было обидно, что он произнес все это вслух, словно она его пациент. Какой смысл сейчас препираться, ведь и так ясно, что она никогда не забудет своего потерянного ребенка. И все это не имеет теперь никакого значения – она здесь, над нею лишь звезды, и земля уплывает все дальше. Она возвращается домой. Ах, если бы только мама была сейчас рядом! И все же каким-то странным чувством она ощущала ее присутствие. Волнение ее усиливалось, она не хотела пропустить ни секунды этого путешествия.

Попасть в эту страну после того, как здесь установился новый режим, оказалось непросто, но ее знание греческого, хоть и слабенькое, ее старые документы и британский паспорт помогли одолеть препятствия.

– Я везу прах моей матери на родную землю, – солгала она, указывая на свою сумку. Офицер миграционной службы пожал плечами, приняв их за очередную парочку сумасшедших хиппи, но пропустил дальше. И вот они на ночном пароме на пути к Ханье, спят на полу в спальных мешках, убаюканные ровным гулом мотора.

Когда они проснулись, небо над ними было уже ярко-синим, воздух чуть дрожал от жары, а перед ними открывался порт в бухте Суда, все еще изрытый оспинами войны.

«Вот я и дома», – подумала Конни, вглядываясь в даль и жадно вбирая глазами всё, что она видит: серые холмы, выгоревший дерн, приземистые квадратные домики, дочерна загорелых мужчин в гавани – они тянули канаты. Здесь чужая земля. Здесь были волнения, прошла гражданская война, установлен суровый военный режим. Все приезжающие сразу попадают под подозрение, но ничто не остановит Конни, она должна найти деревеньку, в которой родилась ее мама.

Казалось, что Гримблтон – с его прохладными, сырыми, прокопченными домами из красного кирпича – за много-много световых лет от этого яркого ландшафта.

Они взвалили на плечи рюкзаки. Волосы Пола выгорели местами чуть ли не до белёсости, а Конни подняла волосы кверху и спрятала их под легкий шарф, как это делала мама; поверх шорт она надела длинную юбку – на случай, если тут не принято ходить с голыми ногами.

Они уже разузнали, как им следует действовать: надо найти общественный транспорт, который доставит их до главного города, но, если в автобусе, кроме них, будут еще пассажиры, сесть не рядом, друг подле друга, а как положено – мужчине с мужчинами, а женщине с женщинами. Потом снять комнату, оставить в ней вещи, купить на завтрак необходимый минимум – хлеб, сыр, фрукты и воду – и только потом отправляться на поиски. И вот они влезли в хлипкий автобус. Все тут же уставились на них и принялись шепотом обсуждать их яркие одеяния. Ехали в столицу острова – по песчаным улицам с эвкалиптовыми деревьями, мимо элегантных серых домов с балкончиками, мимо воронок от бомб. Вскоре они прибыли в Ханью и устремились к морю. Нашли комнатку с видом на Венецианский залив – просто спальня с деревянной кроватью, хрустящими чистыми простынями, раковиной и кувшином для умывания. Выскользнули из жары в тень узких улочек, в ближайшей таверне заказали жареного осьминога и большую миску травяного салата, обильно запили все это грубым критским вином со вкусом лакрицы. Разморенные от жары, вина и усталости, они побрели в свою комнатку на послеобеденную сиесту. Иностранных туристов здесь было совсем мало, и поначалу их встречали с откровенной враждебностью. Бегающие тут и там дети казались заброшенными, семейная бедность исходила от них. Они толпились вокруг и жадными глазами смотрели, как Конни и Пол поедают фрукты. Пол не забыл перед уходом оставить им несколько монеток и, оглянувшись, увидел, как они наперегонки бросились их делить.