Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– От Суэца правь к востоку, где в лесах звериный след,
Где ни заповедей нету, ни на жизнь запрета нет.
Чу! запели колокольцы. Там хотелось быть и мне,
Возле пагоды у моря, на восточной стороне.
– Я тоже иностранный агент: стараюсь действовать в интересах Царства Небесного.
– Разрешите налью вам, Галина Михайловна?
– На дороге в Мандалей,
Где стоянка кораблей,
Сбросишь все свои заботы,
Кинув якорь в Мандалей!
3.127
Не знаю, сколько времени я сидел с закрытыми глазами. Миа снова тронула меня за плечо: «Пора, Мартын. Всем пора».
Я открываю глаза. Вот они все стоят вокруг стола. Утренний свет делал всю комнату сине-белой. Казалось, что все люди и все предметы в ней немного парят. Лиц не разглядеть, они в дымке. Глаз делает быстрые снимки, но не может их проявить.
– Спасибо, – на меня смотрела герцогиня в венце седых волос. – Наверное, теперь мы можем быть… как надо сказать? Упокоены?
Я поклонился ей.
Миа сказала:
– Мартын, нам пора, да, мы уходим?
Снаружи, по ту сторону синих окон, слышно, как идет земля. Я слышу шум тамтамов.
– Да.
– А куда?
– По счастью, понятия не имею, – сказал я. – Поедем смотреть на исчезновение всего, что мы знаем.
Шум стал сильнее.
Из старинного шкафа, подмигивая, побежали жучки-древоточцы. Из дальней комнаты поковыляли стулья, хромая на одну ножку. Из резко раскрывшихся ящиков посыпались на пол всевозможные мелочи – монетки, пуговицы, серьги, таблетки. Портреты слезали со стен, смешивались их губы, брови, носы, взоры.
Оконные стекла треснули, осколки полетели в комнату, накрыли собой весь стол, положили все под стекло.
Левая стена с зеркалом, роялем и картинами накренилась и рухнула.
Весь дом заколыхался волной, потолок начал сползать, в комнаты влетел волной белый-белый, как снег, снег, смешиваясь с серой-серой пылью.
Правая стена рухнула вниз, забрав с собой часть кресел и сидевших на них.
Ветви деревьев, все в снегу, лезут к нам, одна из ветвей хлещет меня по лицу, на щеке рождается кровавый полумесяц. Кто-то в пальто задевает скатерть, она цепляется за него, съезжает все быстрее и быстрее, и стол становится пустым.
– Где-то такое уже было, – успел вспомнить я. – Этот стол медведь тащит.
«Поехали», – сказал я, и мы покинули дом. Он ломался у нас на глазах, мы перепрыгивали через ступени, и вот уже нет ни ступеней, ни лестницы. Я обернулся. В исчезающем проеме исчезнувшего окна стояла герцогиня в окружении Петра, Портоса, Виктора и улыбалась. Снег быстро скрыл их от меня.
3.128
Молчали. Снова молчали.
3.129
Я видел их ссутулившиеся спины. Уже устало, без ухарства, великаны топтали пустоту, перемалывали руками мерцающий воздух. Циклопы, желтые циклопы, шли толпой и парами. Впереди танцевали под нарастающую тишину неизвестные мне молодые люди. Звуки делались тише.
Мы шли и молчали.
3.130
Мы шли и молчали. И вокруг нас становилось молчание и белое, все более белое и более тихое пространство.
3.131
Мы шли, и молчали, и смотрели друг на друга.
3.132
Мы вышли на белый свет. Белый-белый, как свободный кит, белый, как скатерть, которую стелют перед тем, как придут все на свете пирующие, еще за минуту до первого стука в дверь и до первой капли красного вина. Белый, как белая простыня, которую хозяйка, напевая, натягивает парусом. Мы видим открытыми глазами воздух. Он бел, дыл, щур, он белье у выписавшегося из больницы в моем узелке за спиной.
3.133
Мы шли, и молчали, и смотрели друг на друга.
3.134
3.135
Стоит свет. Он хорош. В нем еще нет ничего. Есть только он сам и его первый день. И нет ничего прекраснее начала. Мы идем через только-только родившийся иван-чай, через пробивающиеся бурьян и неведомые травы. Здесь тихо-тихо.
Мы видим белую расстеленную скатерть. Мы слышим, слушаем, вдыхаем белую тишину без единой складки.
Мы вышли на свет. Я новому солнцу рад.
И мне не по себе.
2021, август
Примечания
1
Все письма, за редкими исключениями, были найдены на блошиных рынках или в онлайн-магазинах. Они публикуются с сокращениями и с сохранением авторской орфографии и пунктуации. (Здесь и далее – примеч. авт.)
2
Это и другие письма от Махольда Фрица переведены с немецкого языка Мией.