Указ можно считать уникальным документом. Во-первых, он был необычайно длинным, подробным и конкретным. Во-вторых, указы обычно адресовались политическому истеблишменту и становились известны населению в форме распоряжений правительства. Но на сей раз это было прямое обращение Мэйдзи к своим подданным.

В тексте указа утверждалось, что в древней (мы бы назвали ее мифической) Японии императоры сами стояли во главе армии, в которой участвовали все подданные. Однако затем ввиду наступившего мира двор утратил свой прежний мужественный дух, перешедший к профессиональным воинам – самураям. И тогда крестьяне лишились права на ношение оружия. В течение семи веков военные правили страной, хотя это и шло вразрез с желаниями императорского дома. И только император Мэйдзи при помощи своих сторонников сумел вернуться к управлению, основанному на древних принципах, – теперь именно он и стоит во главе армии.

От военнослужащих Мэйдзи требовал безоговорочной верности себе и стране, скромности и честности. Долг перед своей страной – тяжел, как гора, но смерть за нее – легче птичьего перышка. В рамках столь любимой на Дальнем Востоке телесной метафоры Мэйдзи уподоблял себя голове, а армию и флот – рукам и ногам. Таким образом еще раз подчеркивалась неразрывная связь между монархом и его подданными, но одновременно давалось понять, кто кого должен слушаться. Рукам и ногам, то есть армии, категорически запрещалось участие в политической деятельности без особого указания «головы». Указ окончательно разрушал феодальную иерархию, согласно которой самурай подчинялся только своему непосредственному начальнику. Принципу «сюзерен моего сюзерена – не мой сюзерен» был положен конец.

Как и «Высочайшая клятва в пяти статьях», нынешний указ состоял из пяти пунктов. Они соотносились с пятью первоэлементами (дерево, огонь, земля, металл и вода), из которых составлен этот мир. Мир меняется в зависимости от сочетаний пяти элементов, но сами они остаются неизменными.

Одним из авторов указа был Фукути Гэнъитиро. Указ обличал сёгунат. Ирония заключалась в том, что до Реставрации Фукути был прямым вассалом Токугава и даже успел посидеть в тюрьме за его поддержку. Но власть ценила яркий стиль журналиста. Совсем недавно он яростно обличал правительственных коррупционеров, теперь он усиливал императорскую армию. Никакого противоречия здесь не существовало. Свою задачу Фукути видел в том, чтобы его государство было сильным. Тем более что оно поддерживало его газету «Нити-нити симбун». Стоило Ито Хиробуми шепнуть нужным и состоятельным людям, как они купили львиную долю акций газеты, и она окончательно стала рупором антилиберализма. Слово «кокутай» становится на страницах газеты едва ли не самым частотным. «Кокутай» – это «государственное тело», уникальная сущность японской государственности, основывающаяся на центральной роли всеблагого императора-тэнно, к которому беспредельно лояльны его подданные.

Этот термин был введен в оборот еще при сёгунате учеными из школы Мито, пользовались им и деятели Реставрации во время свержения Токугава Ёсинобу. Потом про него подзабыли, теперь для него настала новая жизнь. Она оказалась долгой – вплоть до окончания Второй мировой войны пропагандисты повторяли и повторяли его, наполняя все более и более шовинистическим содержанием.

Главная характеристика кокутай – его неизменность. Время реформ проживалось под лозунгами «движение», «развитие» и «прогресс». Поэтому акцент на «неподвижности» был вызовом эпохе. Жизнь разделялась на две части. Внешняя часть могла стремительно менять свой облик, но внутренняя, невидимая часть была призвана оставаться неизменной. Европейское политическое движение напоминало мельтешение, оно вело к социальным потрясениям, которых Япония может и должна избежать. Раньше Фукути проповедовал постепенные перемены, теперь он сделал главный акцент на апологии неизменности.

Покушение на Итагаки Тайсукэ

Итагаки Тайсукэ колесил по стране, разъяснял цели своей Либеральной партии, вербовал новых членов. 6 апреля после выступления в городе Гифу на него набросился с кинжалом молодой учитель. Итагаки воскликнул: «Итагаки умирает, но свобода не умрет никогда!» Опасаясь мести властей, местные доктора отказались пользовать Итагаки, но раны оказались легкими, а слова Итагаки облетели страну. Мэйдзи послал раненому 300 иен.

Это было хорошо продуманное и логичное решение. Ни сам Итагаки, ни его ближайшие соратники не выступали за демонтаж монархии. Они страшились кровавых антимонархических революций Европы, они выступали вовсе не за конституционную республику, а за конституционную монархию. Парламент был им нужен для того, чтобы «верхи» и «низы» стали ближе друг другу, а не для того, чтобы они поменялись местами. В правительстве же должны быть представлены посланцы всей страны, а не только землячества Сацума и Тёсю. Именно в этом они видели залог укрепления государства, которое представало как непререкаемая ценность. И в этом вопросе вся страна была солидарна с ними.

Лекционное собрание сторонников «Движения за народные права»

Полиция прерывает собрание

Да, движение за народные права было неоднородным, на собраниях иногда допускались даже антимонархические высказывания, но их сторонники находились в абсолютном меньшинстве. В этом году, похоже, они разыгрывали «китайскую карту». На нескольких собраниях ораторы утверждали, что первоимператор Дзимму – это пришелец из Китая, который завоевал Японию. Полиция таких ораторов обрывала на полуслове, штрафовала, арестовывала, слушателям приказывали разойтись[161]. И они расходились по домам. Мало кто сочувствовал «китайской теории» происхождения японской императорской власти. А вот насчет «китайской порчи», наведенной на Японию, стоило серьезно подумать.

В апреле Окума Сигэнобу создал свою политическую организацию – Партию конституционных реформ (Риккэн кайсинто). Он тоже выступал за введение конституции. По большому счету, Партию конституционных реформ, точно так же как и Либеральную партию Итагаки, нельзя назвать «настоящей» политической партией. Ведь ни та, ни другая не ставили своей целью приход к власти. Больше всего Окума опасался «экстремистов», которые заставят Мэйдзи возглавить правительство, так что император будет реально ответствен за все возможные промахи[162]. А это может поставить под угрозу сам институт императорской власти. Политики – как в самом правительстве, так и оппозиционеры – подыскивали себе место рядом с Мэйдзи. Сам монархический институт не подвергал сомнению никто.