Умбекка улыбнулась. Желудок её издал еле слышное одобрительное журчание. О, как же приятно ей было сидеть здесь в обществе капеллана! Чудесный жирный крем стекал по её пальцам.

Она решилась завести беседу:

— Чудесное пирожное. Позвольте заметить, капеллан, молодой капитан Вильдроп просто очарователен. Как это чудесно, — осторожно продолжала она, — что командор теперь вновь встретился с сыном.

— О, конечно. Молодой капитан Вильдроп — замечательный юноша и очень радует его превосходительство. Знаете, я не удивлюсь, если в один прекрасный день он пойдет по стопам отца и станет таким же выдающимся человеком.

— Нисколько в этом не сомневаюсь.

Ведь молодой человек внешне так походил на отца. Повзрослев и став более мужественным, Полтисс и вообще мог стать копией отца в молодости. Ну, как будто он был создан для того, чтобы напомнить Умбекке о прошлом. Милый Полтисс!

Умбекка немного нервно посмотрела на пустующий стул:

— Командор, видимо, занят делами? Но на её вопрос Эй Фиваль не ответил.

— Еще чаю, сударыня?

Только тогда, когда Умбекка выпила еще несколько чашек чаю и поглотила несколько пирожных, ей стало ясно, зачем её пригласили. Однако это озадачило её еще сильнее.

Разговор вертелся вокруг самых незначительных тем, и вдруг капеллан сказал:

— Вы не упомянули, любезная сударыня, об одном явлении. О явлении, которое, как я полагал, вас заинтересует.

Умбекка проследила взглядом за указующим перстом капеллана. Рука в белой перчатке указывала — о да, без сомнения — на знакомые золоченые корешки «Агондонского издания». Если Умбекка до сих пор ни словом не обмолвилась о книгах сестры, то только потому, что эта тема была ей не слишком приятна. Она не любила вспоминать об успехах Руанны. Да и потом, зачем бы ей об этом вспоминать?

— Вы о книгах, капеллан?

— Да, об «Агондонском издании», — кивнул Эй Фиваль. — Это собрание сочинений, если я не ошибаюсь, принадлежит перу одной молодой дамы? Смею предположить, что она была дамой нашего круга?

Умбекка пригубила чай и, стараясь, чтобы её голос звучал по возможности равнодушно, проговорила:

— «Мисс Р», если не ошибаюсь, слыхала о ней… но это было так давно. По-моему, у моей племянницы сохранилось несколько её книжек. Я как-то пробовала почитать. Но романы… это так глупо, вы не находите? Не думаю, что «мисс Р» — это исключение из правил.

Умбекка коротко рассмеялась, но покраснела и, поняв это, не смогла скрыть схвативших её чувств.

Капеллан тоже притворился равнодушным.

Он встал и как бы небрежно выбрал одну из книг. Посмотрел на название.

— «О делах военных и любовных», — прочел он. — Эту вы читали?

— Гм-м-м. Точно не припомню.

Капеллан наугад раскрыл книгу и поднес её Умбекке.

— Гм, — вежливо кашлянул он. — Не откажетесь ли прочесть немного, сударыня. Шрифт мелкий, правда, я без очков не разберу. Но послушать, как это звучит из женских уст…

Умбекка сразу снова ужасно разволновалась. Она почувствовала, что капеллан ведет какую-то хитрую игру. Игра эта ей была мучительна, хотя она пока сама не понимала — почему. Что ему было известно? Чего он добивался? Как ни старалась Умбекка разыгрывать светскую даму, она была женщиной сильных, грубых эмоций. А капеллан обладал такой изощренной хитростью, что пугал Умбекку.

Будь положение дел иным, Умбекка или отказалась бы читать, или вырвала бы книгу из рук капеллана и в гневе швырнула её на пол. А сейчас выбора у нее не было. Она вынуждена была исполнить просьбу Фиваля. Умбекка покорно взяла книгу из его рук.

Руки у нее дрожали.

Она беспомощно подняла голову и увидела сквозь стеклянную крышу призраки облаков, похожих на белесые корабли на бледно-сером небе. Теряясь в догадках, но стараясь, чтобы её голос звучал ровно, Умбекка прочла:

ПИСЬМО ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ

Мой милый друг!

О, как все ужасно! Что мне сказать и что я могу сказать об этих тревожных новостях? Мне трудно говорить, да и пишу я с трудом… Чтобы такие страсти бушевали в уважаемом семействе! Напиши мне еще, милый, и расскажи мне обо всем, что случилось с тех пор, как твой братец, сорвиголова, поссорился с тем, кто просил твоей руки. И как только они до сих пор смеют навязывать тебе столь одиозную партию! Это невыносимо! Как часто, любимая, я вспоминал наше печальное расставание перед твоим отъездом в Агондон. Тогда я желал только одного — забрать тебя навсегда из дома твоих ненавистных родителей и вернуть в наши родные долины, где мы могли бы жить вместе в лоне природы? Что же это за мир, в котором мы живем, если самая добродетельная девушка должна подвергаться таким испытаниям.

Пришла мама, и я вынуждена попрощаться с тобой.

Умбекка прервала чтение, чуть не плача. Растерянно подняла взгляд от книги. Конечно, ей не удалось скрыть свои чувства. Она пугливо посмотрела на капеллана и тут поняла, что они не одни. Они все время были не одни. Он все это время был здесь — сидел в кресле, повернутом спинкой к письменному столу.

Теперь командор шел к ней, кривясь от боли и опираясь на трость. Старик поднял маску и взирал на Умбекку с жадным злорадством. Она, вся дрожа, вскочила, томик упал на пол. Умбекка была готова закричать от страха, но командор бросился к ней и схватил её за руки.

— О, сударыня! Любезная сударыня! Как приятно, что вы навестили нас. Надеюсь, вы зайдете и завтра?

«И подал бог Орок своему первенцу кристалл цвета ночи с лиловым отблеском, и отблеск этот был подобен мраку».

— Мужчины и женщины Ириона, давайте же задумаемся об этом необычайном случае. Написано, что кристалл тот был «цвета ночи» и отблеск его был «подобен мраку». О, я знаю, о чем многие из вас сейчас подумали. Я знаю, ибо я слыхал и прежде о подобных помыслах. Но нет, не надо так тревожиться, друзья мои, ибо не это я имел в виду.

Ропот.

— Задумайтесь! Прелюбопытная вещь — этот темный кристалл и его отблеск, что был «подобен мраку». И я говорю вам: я знаю, о чем вы подумали. Но вы спросите: откуда я это знаю? Я отвечу вам: ибо слышал о подобных помыслах прежде. Откуда я слышал о них? Откуда? Откуда?

Голос Эя Фиваля превратился в шепот. Он навис над кафедрой и не без удовольствия отметил, что прихожане вытянули шеи, стараясь не пропустить ни единого слова проповедника. Он произносил слова медленно, старательно выговаривая их, пытаясь создать такое впечатление, что обращается к каждому из собравшихся в храме лично.

О, это был удивительно правильный подход!

— Мужчины и женщины Ириона! Я должен вам признаться, что о подобных помыслах я слышал в месте уединенном и сугубо личном. Я бы даже сказал, что более уединенного места я не…