Было ли это в самом деле так, или в таком ответе со стороны Брюховецкого крылась какая-нибудь политика в отношении Запорожья, это неизвестно. Но известно то, что гетман, чувствуя себя небезопасно по приезде из Москвы на Украину, окружил свою особу телохранителями из сотни московских людей и отряда запорожских казаков.

Несмотря на это, тучи, нависшие над головой Брюховецкого, все более и более сгущались, и народное негодование против гетмана за московских бояр уже начало выходить из пределов; тем более что и сами бояре вели себя слишком предосудительно на Украине. Так, полтавский воевода Яков Хитрово отнимал у казаков лошадей, выгонял их в шею из своего дома, выбивал им глаза тростью и плевал в них, отнимал луга и сеножати, обременял заслуженных казаков квартирами для своих людей, себя величал «набольшим человеком», а всех казаков ругал «подчортами». У самих запорожцев воевода Петр Васильевич Шереметев велел отнять мельницы в разных местах Полтавского полка, несмотря на давно установившийся обычай, по которому взимаемые хлебные сборы со всех казацких и мещанских мельниц в Полтаве и ее уезде «во все годы» отправлялись на запорожское войско[568]. Такие же жалобы раздавались со стороны украинского населения и на других московских воевод[569]. И в это самое время росла популярность противника Брюховецкого, заднепровского гетмана Петра Дорошенко.

Но все же народное негодование сдерживалось в известных границах до тех пор, пока не произошло обстоятельство, которое подняло все казацкое население как на Украине, так и на Запорожье на ноги. Это – заключение в январе 1667 года так называемого Андрусовского перемирия между Россией и Польшей. По этому перемирию Левобережная Украина оставалась под властью Москвы, Правобережная доставалась Польше, за исключением города Киева, который переходил к Москве только на два года, а потом снова должен был отойти к Польше. По соглашению между русским царем и польским королем решено было известить турецкого султана и крымского хана о состоявшемся польско-русском перемирии и пригласить их примкнуть к мирному союзу. В пактах этого договора было два пункта, которые касались и запорожских казаков: в одном из них было сказано, что «тамошние казаки, живущие по островам и седлищам и остающиеся в оборонах, должны оставаться в послушенстве под обороною и под высокою рукою обоих великих государей для услуги против наступающих бусурманских войск». В другом пункте было сказано, что запорожцы должны помогать русскому и польскому государям в том случае, когда крымский хан откажется соблюдать приязнь к России и Польше после объявления ему через особых послов о состоявшемся Андрусовском перемирии[570]. Казацкие послы не были приглашены в Андрусово, и только после заключения перемирия Украина и Запорожье узнали об этом через стольника Ивана Телепнева, посланного 12 февраля к гетману Брюховецкому.

Весть об этом как громом поразила всех на Украине. И в самом деле, без воли и без объявления народу Украина разделялась на две части, и в одной вводились польские порядки, в другой – воеводское управление. Без согласия и без извещения казаков Запорожье объявлялось сразу и в зависимости от Польши, и в подчинении России. Конечно, и от украинцев, и от запорожцев нельзя было ожидать ничего хорошего после объявления об Андрусовском перемирии, и уже сам гетман Брюховецкий заявил стольнику Телепневу, что в Кременчуг и в Кодак нужно ввести ратных московских людей, лишить запорожцев хлебных подвозов и избавить Запорожье от многолюдства, потому что от запорожцев нужно ожидать большого возмущения[571].

Не довольствуясь этим, Брюховецкий отправил в Москву особого посланца, Александра Селецкого, и через него сообщал, что он всячески уговаривал запорожцев, посылая им всякие подарки, к доброму делу, а главное, к тому, чтобы жили в добром совете и братской любви с московскими ратными людьми, но только в этом помехой служит ему епископ Мефодий, через которого и проливается вся невинная кровь христианская на Украине, и лучше было бы, если бы он жил где-нибудь подальше от Украины, в особенности же от Запорожья. Епископ Мефодий еще в прошлом году, когда ехал из Москвы на Украину, наговаривал генерального войскового судью Петра Забелу, чтобы он послал в Запорожье своего сына, конечно, не на добро какое-нибудь, а на то, чтоб тот поднял бунты и своеволие. Но он, гетман, поняв все коварство епископа, запретил идти в Запорожье сыну Забелы, говоря, что его отец и состарился, а в Запорожье не бывал, и все свои привилегии добыл у польского короля. Не слушаясь этого, Забела-отец все-таки хочет послать своего сына в Запорожье, и «на то Забелино лукавство гетман молит скорого великого государя указа», а в конце просьбы, для лучшей верности, прилагает лист, какой писал Забеле сын, и снова молит не дозволять епископу видеться с запорожцами в Москве, потому что он наговаривает их на всякое зло и жалуется им, будто бы боярин-гетман лишает его по-прежнему «всяких кормов»[572].

Но несмотря на все меры, принятые гетманом, несмотря на все заискивания его перед запорожцами, народное движение не было остановлено. Оно началось с запорожцев. По условию между московским царем и польским королем нужно было о состоявшемся польско-русском договоре известить турецкого султана и крымского хана. Для этого из Москвы был отправлен стольник Ефим Лодыженский; его сопровождали подьячий Скворцов с товарищами и солдатами и крымский гонец Магомет-ага с 20 татарами. Послы выехали из Москвы в конце марта 1667 года, везя с собой в Крым большую казну, подарки и разные вещи. Пройдя благополучно города Средней и Южной России, послы 3 апреля прибыли к Переволочной и переправились с левого берега Днепра на правый, а 4-го числа того же месяца стали на речке Омельнике, в 15 верстах от Днепра. Тут к ним пристали около 150 человек запорожских казаков, зимовавших в малороссийских городах, со старшиною Гайчуком и есаулом Хвесиком, и, переночевав, пошли на другой день вместе. Пройдя несколько времени степью, запорожские казаки вдруг отделились от послов, заехали вперед и остановились в урочище Первой Пришиби, у речки Базавлука; скоро в это же урочище прибыли и послы. Было около шести часов дня. Тут казаки внезапно бросились на Магомет-агу, убили его самого и 13 человек его товарищей-татар, забрали их имущество, лошадей и служилую рухлядь. Спаслись от смерти только 7 человек служилых Магомет-аги с двумя лошадьми, бежав к Лодыженскому. После этого, 8 апреля, московский посол прибыл в Сечь и объявил кошевому Ивану Рогу обо всем случившемся в пути; посол требовал отыскать виновных в убийстве Магомет-аги, а для себя лично просил дать провожатых доехать до первого крымского городка Шекерменя. Кошевой отвечал, что все это случилось без его ведома и что хотя тридцать человек из тех пятисот казаков и прибыли в Сечь с атаманом Иваном Сохой, но они объявили о своей непричастности к делу. После этого 10 апреля запорожцы собрали раду и на раде отобрали у русского посла все грамоты, наказ, казну, подарки и жалованье боярину Василию Борисовичу Шереметеву и посланнику Якову Якушкину, задержав все это у себя под тем предлогом, что послы не имеют при себе ни царского указа, ни грамоты малороссийского гетмана. Тогда Лодыженский отправил от себя в Москву рейтара Некрасова с запросом, куда ему идти дальше, то есть вернуться ли назад или продолжать путь, а сам остался в Сечи до царского указа.