– Эрик, можно мне с вами поговорить, – вымолвил Конрад и покосился на недружелюбно взиравшего на него Поля. – Желательно наедине...

– Почему же нельзя, – ответил я, беря у парнишки из рук замызганную тряпку и вытирая свои. – Иди-ка, Поль, проверь, чем там занимается Кэти, и спроси, не нужна ли ей помощь.

Поль недобро зыркнул на Конрада и солидно, будто бы делая нам одолжение, удалился.

– Извините, что отвлек вас, милейший, – начал магистр, как обычно, издалека, – но мне бы хотелось обсудить с вами один аспект моего... Как бы это поточнее выразиться...

Я догадался, к чему он ведет, и не дал ему продолжить:

– О, ваша честь, насчет своей судьбы не переживайте. Так или иначе, но вы вернетесь на родину целым и невредимым. Русские с радостью обменяют вас на какого-нибудь провалившегося шпиона. Ну, а если мы не доберемся до них и попадем-таки в ловушку, то обещаю – как только пойму, что нам конец, то тут же отпущу вас восвояси. И уж простите великодушно, что пользовался вами как живым щитом. Я-то считал, что Мясник не станет стрелять в магистра Конрада, но, как видите, глубоко ошибся...

– Нет-нет, я не сержусь, что вы, – замотал головой коротышка. – Я, знаете ли, о другом... Как вы считаете, мне могут дать в России политическое убежище, так же как и вам, если вы поможете мне и скажете князю Сергею, что я такой же беглец от Корпуса, как и вы с ведьмой... ой, извините: с мисс О'Доннел?

– Вот-те ультиматум! – От изумления я даже присел на снятое колесо «хантера». – Да неужели вы опасаетесь, что вам не поверят, будто бы вы были нашим заложником? Конечно, я могу предложить добавить для правдоподобия на ваше лицо следы побоев, но что-то подсказывает мне – вы откажетесь.

Конрад выдавил чахлую, приличествующую моей «черной» шутке, улыбку:

– Нет, милейший, я уж как-нибудь без этого... Нет, поверить-то они поверят, но видите ли, в чем дело: мне до смерти надоело быть тем, кто я есть. Просто надоело, и все! А тут мне, уже почти старику, выпадает шанс начать все заново. Да и к тому же никто и ничто в Святой Европе меня не держит...

– И чем же, интересно, так достал вас Корпус? – Я ехидно посмотрел на него. – Когда последний раз я наблюдал вас за работой, энтузиазма у вас было хоть отбавляй!

– А-а-а, надоело, понимаете ли, служить для Ордена извечной затычкой и постоянным посмешищем! – При этих самокритичных словах Конрад даже расправил плечи. – Ни для кого не секрет, что в Главном магистрате меня недолюбливали и при случае постоянно затыкали мной дыры в графике рейдов! Я и отпуск-то ни разу не доотдыхал как приличный человек. Чуть что, сразу Конрад! Конрад туда, Конрад сюда! Конрад здесь, Конрад там! Прямо как фигара какая-то из Ватиканской оперы... Ну а теперь и вовсе дослужился – какой-то ничтожный командиришко отряда берет на себя... Ой, милейший, простите ради всего святого, я ничуть не хотел вас оскорбить! Нет, ну какой я, право слово...

– Да ничего-ничего, продолжайте, – отмахнулся я от его грозящих затянуться надолго извинений. – Я ведь, как вам известно, больше не «командиришко»...

– ...Нет, ну все же некрасиво... Ну ладно... Так вот: когда какой-то ничтожный Бернард берет на себя ответственность пристрелить меня словно... словно чумную скотину какую-то! Вы меня знаете, Эрик, я не обидчив, но такое... такое задевает до глубины души!

Конрад засопел и, как мне показалось, готов был удариться в слезы, но, видимо, посчитав, что крутому байкеру подобное не к лицу, тут же взял себя в руки.

– Ну так что, разлюбезнейший, – вновь обратился он ко мне. – Не откажете в просьбе тому, кто некогда не отказал в помощи и вам?

Я усмехнулся – тертый негоциант действительно имел полное право требовать с меня плату за реннский спектакль, на что и сделал упор при проведении своих переговоров.

– Кем же я должен быть, если бы забыл о таком, ваша честь! – ответил я. – Разумеется, обещаю похлопотать и за вас, вот только гарантировать сейчас ничего не могу. И мы – бывшие Охотники – и вы – инквизитор – не те люди, которых русские примут с распростертыми объятиями. Хотя, если вдуматься глубже, ваша персона будет для князя Сергея весьма ценной. Князь, как говорят, человек образованный и дальновидный, и уж точно не упустит возможности переманить к себе в лагерь эксперта по святоевропейской внутренней политике, причем не дешевого теоретика, а матерого практика.

– Вот это, разлюбезнейший вы мой, истинно так! – обрадовался магистр, которому мои слова, похоже, пролились бальзамом на душевные раны. – Я много знаю такого, о чем русские даже и не догадываются. Я знаком со всеми слабыми местами Корпуса, и не только его. Я прекрасно владею методами ведения допросов даже без применения спецсредств. Я могу заниматься переговорами любой сложности...

– Вот в этом можете меня не убеждать, – вставил я. – В переговорах с Жан-Батистом Реннским вам уж точно равных не было. Вы уделали его как голодный волк домашнего кролика...

– Благодарю за комплимент... Так что такого, как я, в России будет еще поискать...

– Ну вот и расскажете об этом в Петербурге. А сейчас извините – мне некогда...

– Все-все, ухожу-ухожу... Много работы на кухне, знаете ли... – И Конрад, виновато улыбаясь, попятился назад, но прежде чем скрыться с глаз, на всякий случай переспросил: – Ну так мы договорились?

– Не сомневайтесь, ваша честь, – утешил я его по второму кругу. – Отныне вы считаетесь таким же злостным еретиком, как и я. Надеюсь, мои друзья вас поддержат...

– Знаете, Эрик, – прокричал коротышка уже издалека, – я много раз говорил вам это, однако не боюсь повториться: вы всегда были и будете моим лучшим другом!

Все хорошее когда-либо заканчивается (впрочем, как и плохое, но только оно обычно переходит в категорию «еще хуже»). Вот и мы, насладившись нашей двухнедельной передышкой, под покровом сумерек выдвинулись далее на восток.

Польская пустошь, до которой мы добрались к утру, оказалась не такой страшной, как Нюрнбергская, хотя тоже изобиловала всевозможными сюрпризами. Но Покрышка уверял, что эти земли знакомы ему лучше, а потому поклялся доставить нас к их восточным оконечностям уже вечером.

И не обманул. Едва лишь время нашего безостановочного (за исключением мелких передышек) броска перевалило за сутки, как на горизонте замерцали сторожевые огни Варшавы – места первых лет службы брата Михаила.

Именно его и Вацлава превосходное знание местности и вывело нас к наиболее безопасной переправе через Вислу.

Так что к рассвету все мы буквально валились с ног – а точнее с колес – от усталости, когда пересекали рубеж последней перед спасительной границей епархии – Прибалтийской. Почти тридцать шесть часов беспрерывного марша заставляли мечтать лишь об одном – упасть и уснуть.

Тишина в радиоэфире говорила о том, что мы пока не достигли зоны активности стерегущих пограничье патрулей Охотников, и этот факт хоть немного, но утешал.