– На колени! Руки за голову! – приказывали те надеявшимся на милосердие противникам, которые само собой незамедлительно подчинялись.

Такого количества отступников за раз не ловил еще ни один отряд. Сорок бойцов группы Бернарда захватили в плен без малого восемьдесят отступнических душ, и что следовало делать в такой ситуации, командир Первого не знал, а промедление в принятии решения начинало работать против него. Уже стоявшие на коленях и мало-мальски оклемавшиеся от паники люди принялись переглядываться – перевес в живой силе был на их стороне и не хватало лишь одной команды, одного окрика для того, чтобы сообща кинуться на ненавистных Охотников.

Брат Бернард был слишком опытен, чтобы позволить себе такую преступную халатность, а потому поступил именно так, как и посчитал целесообразным.

– Господь возложил на нас миссию карать отвернувшихся от него, – обратился он к братьям, вынимая из-под плаща свою извечную «беретту». – Так не позволим же себе терзаться сомнениями, исполняя волю Создателя нашего; ибо сомнения, а не пролитие крови мерзких богоненавистников, и будут сейчас для вас тягчайшим грехом! Приказываю всем делать как я!..

И Бернард без лишних слов и эмоций разрядил магазин в ближайших к нему коленопреклоненных пленников...

Через минуту на площади перед догоравшей Академией лежали вповалку груды мертвых тел повстанцев, всего лишь час назад упивавшихся своей свободой и безнаказанностью. Бернард ходил вместе с братьями между горами трупов и лично добивал тех, кто еще подавал признаки жизни...

Я не был в Новой Праге после восстания, но те, кому довелось посещать площадь, носящую с тех пор громкое имя Площади Воздаяния, утверждают, что даже через шесть лет, прошедших со дня массовой резни, можно разглядеть въевшуюся в стыки булыжников мостовой повстанческую кровь...

Бернард-Мясник был так вдохновлен столь действенной тактикой ликвидации укреплений восставших, что в течение тех же суток применил ее еще несколько раз, правда, уже не в таком чудовищном масштабе. И теперь его бойцы не дожидались, пока бунтовщики покинут свои пылающие убежища – Охотники расстреливали всех подряд еще на выходе, наплевав, побросали те оружие или нет. Впрочем, никто их об этом больше и не просил...

Нет, конечно, после такой кровавой вакханалии прошла масса придирчивых разбирательств, но Аврелий горой встал на защиту командира Первого, используя в оправдание бойни гибель Защитников Веры на центральной площади, гибель Охотников прибывших по тревоге отрядов, и Новопражского в том числе, ну а как основополагающее – наиглупейшую гибель магистра Жерара. Пророка данные аргументы устроили вполне...

Сильнее всех потрепало, естественно, отряд «поляков». Еще на подступах к центру они потеряли четверых, так что к исходу конфликта их оставалось, включая Михаила, всего шестеро.

Я переживал гибель его людей не меньше, чем своих. И все потому, что прекрасно осознавал – отныне я нахожусь в огромном долгу перед командиром варшавцев, не позволившему мне пополнить список погибших при исполнении своим именем.

Лежа в лазарете, я много размышлял по этому поводу и, дождавшись однажды, когда русский в очередной раз навестит меня, предложил ему похлопотать по вопросу его перевода ко мне в отряд.

Михаил задумчиво покусал кончики своих шикарных усов и согласился «обмозговать сей заманчивый вопросец», а потом, принеся мне в качестве положительного ответа пузырек своего национального лекарства – крепкой и непонятно где взятой им русской водки, – выдвинул встречное условие:

– Клянусь моими обожженными усами, Эрик, надо быть идиотом, чтобы не принять такое предложение. Но я соглашусь лишь при одном раскладе – ты берешь к себе еще двух моих ребят. Они многому научили меня в свое время и им уже через десяток годков в отставку. Хотелось бы тоже отплатить этим парням хоть чем-то...

Вот так в ряды Одиннадцатого после обычной в подобных делах бумажной волокиты влились брат Михаил, с учетом предыдущей должности сразу занявший пост моего погибшего замкома Раймонда, и двое его бойцов – брат Вацлав и брат Дмитрий.

Перевод брата Михаила в Ватикан также сослужил хорошую службу и его заместителю – брату Станиславу, – который автоматически стал командиром вновь сформированного из выпускников Боевой Семинарии Варшавского подразделения Братства.

Я же, пройдя курс восстановительной терапии в Новопражской Медицинской Академии, был выписан оттуда полностью излечившимся и вновь готовым оборонять Веру и Пророка от посягательств на них темных сил Преисподней.

И лишь иногда, в особо гнусную непогоду, большой бесформенный шрам на моем левом бедре зудит и ноет (как оказалось, пуля также зацепила и кость), напоминая о тех днях, когда Эрик Хенриксон хоть немного, но верил в то, что он действительно служит силам Добра и Справедливости...

«– Они где-то здесь, поблизости. Они не могли убежать далеко. Вы должны их найти. Ищите же, псы! Ищите! Ищите во вех закоулках! О, дьявол!»

Р. Л. Стивенсон. «Остров Сокровищ»

Под Новой Прагой мы выждали, как и планировали – две недели. Ни больше ни меньше. Но не стоит думать, что всю эту тактическую передышку наша группа беглецов только и делала, что сидела сложа руки да не сводила взора с часов и календаря – нет, абсолютно неверно.

Оборотень каждый день отправлял небольшие разведдозоры из двух-трех мотоциклистов на восток, чтобы те, выдавая себя за простых бродяг, порасспрашивали крестьян и искателей о том, не наблюдается ли в их округе какая-либо активность Корпуса.

Затем каждый вечер на совете мы анализировали доставленные сведения, складывая их в единую картину.

В целом Покрышка оказался прав – первые два дня пространство от Новой Праги вплоть до Польской пустоши походило на оживленный муравейник. Наша дерзкая выходка с налетом на блокпост повыгоняла из нор-трактиров даже таких разгильдяев, как Добровольцы Креста. Но разведчики Оборотня также сообщали, что основная суета вокруг нашего поиска сосредоточена все же ближе к востоку. Это весьма красноречиво указывало на ход мыслей преследователей – Эрик Хенриксон рвется к границе, наплевав на собственную безопасность и конспирацию, то есть практически впал в панику.

– Превосходно! – потирал руки Кеннет О'Доннел. – Мясник купился!

Не было, конечно, доподлинно известно, купился тот или нет, но начиная где-то с четвертого дня нашей «отсидки в кустах» все утихло, и байкеры уже чуть ли не в открытую могли разъезжать по окрестностям.

В одной деревушке на границе Новопражской епархии и вовсе удалось разнюхать нечто конкретное. «Да, – утверждали местные жители, – еще поди ты как позавчера понаехало сероберетных с коротко стриженным седым во главе. Всю ночь джипы тарахтели, а под утро в колонну выстроились и рванули вроде как на Польскую пустошь... Черт их разберет, чего им было надо, но поговаривают в народе: жив Иуда-то Проклятый и, дескать, сбежал он от них, да мало того – даже нескольких Охотников сумел на свою сторону переманить. Вот как, однако, чудны дела твои, Господи!»