— Красные повязки дружинников с собой?

— Ну да, а что?

— Вы были на дежурстве. Услышали возглас «за царя и отечество» и сделали замечание слушателям «Общества изучения сверхэнергии», поскольку это политическая агитация. Те приплели гражданскую войну в Домании, началась драка. Именно в такой последовательности, понял? Это важно.

— Но они же будут всё отрицать! И мы не были на дежурстве!

— Главное, все одно твердите, показания не меняйте. Предупреди потихоньку остальных!

Я затолкал Карла в кабинет, а сам бросился на поиски телефонного аппарата. Первым делом позвонил на военную кафедру и попросил соединить со Стройновичем.

— Касатон? Это Пётр. Перенеси в журнале дежурство моего звена на час раньше.

После долгой паузы в трубке послышалось:

— Это им не поможет, а вот сам под удар точно подставишься. Получится, что ты опоздал на дежурство, что повлекло серьёзные последствия. Это выговор.

— Плевать! Переживу. Так ты сделаешь?

Стройнович вздохнул и пообещал:

— Сделаю.

— Спасибо! — Я поспешил утопить рычажки аппарата, сунул в прорезь новую монету и полистал записную книжку, выискивая нужный номер. Нашёл, переборол неуверенность, покрутил диск и немного погодя попросил: — Господина Горского, будьте любезны. По личному вопросу.

Последнюю фразу я произнёс с явственным нажимом и это сработало, вскоре в трубке прозвучало:

— Горский у аппарата!

— Добрый день! Мы не так давно общались…

Представляться я не хотел, но и не пришлось, старческий голос, сухой и жёсткий, резко произнёс:

— Я вас узнал! Переходите к делу.

— Полагаю, вас уведомили об инциденте в институте?

— Да.

— Положение ваших подопечных хуже, чем представляется на первый взгляд. Их обвинят в политической пропаганде. Причиной драки стал лозунг «за царя и отечество», чему есть множество свидетелей. В лучшем случае их оштрафуют и отстранят от занятий в институте, в худшем этим делом заинтересуется республиканский идеологический комиссариат.

Тут я блефовал, и жуткий старик на том конце провода каким-то сверхъестественным образом уловил мою неуверенность, потребовал объяснений:

— Какое до этого дело вам? Юлия Сергеевна, если не ошибаюсь, участия в потасовке не принимала?

— Ваши подопечные подрались с дружинниками, которых поручили моим заботам. Драка случилась в наше дежурство, и я бы не хотел доводить дело до открытых разбирательств. Всем будет выгодней уладить дело миром.

— На каких условиях?

— Лозунг «за царя и отечество» выкрикнул кто-то один. Его попытались урезонить дружинники и в результате общего недопонимания случилась драка. Никакого злого умысла. Остальные отделаются штрафом. Но мне нужно имя. Одно конкретное имя.

— Перезвоните через пять минут.

Опустив трубку, я вытянул карманные часы, откинул крышку и принялся безостановочно следить за ходом минутной стрелки. Выждал оговоренное время, позвонил и услышал:

— Павел Зарайский. Его предупредят, он не станет отпираться.

Следом в трубке зазвучали короткие гудки, и я вернул её на рычажки, не столько обрадованный удачным исходом переговоров, сколько сбитый с толку прозвучавшим именем.

Павел? Какой ещё Павел?! Уверен ведь был, что пожертвуют Кешей, которым все в компании откровенно помыкали, и вот оно как! Кто бы мог подумать!

Ломать голову над этой загадкой я не стал и поспешил обратно в ректорат, а дальше особо даже утруждаться не пришлось. Пусть решительно все понимали, что история шита белыми нитками, но скандала в ректорате не хотели, его и не случилось. Правда, нервных клеток в процессе урегулирования вопроса столько сжёг, что и не сосчитать.

— Пьер, мы… — начал было Карл, когда троицу приятелей отпустили на все четыре стороны, но я даже слушать его не стал, сразу отмахнулся.

— Всё потом! Опаздываю! — И выжидающе уставился на заместителя коменданта. — Роберт Маркович?

— Считай, строгим предупреждением отделался.

— А…

— Оценку действиям студентов даст руководство военной кафедры.

— Спасибо!

Я поспешил к лестнице, сбежал на первый этаж и первым делом, хоть время уже и поджимало, заскочил в уборную. Облегчился, стал мыть руки, и тут появился юрист «Общества изучения сверхэнергии».

— Моё почтение! — улыбнулся он и протянул конверт. — Вам просили передать.

В ступор я впал лишь на несколько секунд, затем раскрыл портфель, и крючкотвор с понимающей ухмылкой кинул конверт к тетрадям. Дальше я заперся в кабинке и обнаружил, что разом стал богаче на две сотни рублей.

Не слишком много и одновременно совсем не так уж мало. И сам собой встал вопрос: а стоит ли сообщать об этих деньгах кураторам?

Пораскинул мозгами и решил: стоит.

По кривой дорожке измены легче лёгкого пойти, с такой вот мелочи всё начаться может. А это противно моим принципам, к тому же возникал риск пораскинуть мозгами уже буквально, а не фигурально. Ну его к лешему.

На танцы я отправился в новом, ни разу ещё не надёванном летнем костюме и с чистой совестью. Пиджак и брюки из светлой льняной ткани мне пошили просто замечательные, в тон им приобрёл невесомую соломенную шляпу в мелкую сеточку, и для завершения ансамбля оставалось лишь обзавестись прогулочными туфлями, что теперь тоже не представлялось такой уж большой проблемой.

Просто улучил момент и позвонил Альберту Павловичу, рассказал о предпринятых мерах по сглаживанию острых углов, и тот хоть и ругнулся нецензурно насчёт несогласованной инициативы, но, скорее, не от избытка чувств, а чисто для проформы. Велел доложить обо всём в понедельник Городцу; касательно денег никаких особых указаний не последовало вовсе. А раз так, я резонно предположил, что в их отношении сработает прежняя схема с оперативным резервом. Вот и потрачу на обувь.

Лию я забрал с йоги, ещё и дожидался, пока та приведёт себя в порядок, но заскучать не успел: Инга тоже готовилась к вечернему выходу, вот я и пил чай на пару с Вениамином Мельником. Тот не преминул выспросить подробности сегодняшнего инцидента. Даже пожал мне руку.

— Молодец! Обязательно завтра в клуб приходи, обсудим это на совете актива.

Лия в опоясанном тоненьким ремешком платьице выпорхнула из своей комнатушки первой, и я распрощался с аспирантом, а уже на улице моя спутница не удержалась от улыбки.

— Ты такой модный стал, Петя!

В её интонациях послышалась явственная грустинка, и я ощутил неловкость, но лишь на миг. Суббота, тёплый майский вечер, танцы на открытом воздухе! Тут любую меланхолию как рукой снимет.