Когда щуплого господина Каддафи Анданга выводили в наручниках из дома в плотном кольце весьма недружелюбно настроенных верзил-полицейских на озаряемую мигалками машин и вспышками журналистских камер улицу и воздух содрогался от разносившихся через мегафон приказов «всем немедленно укрыться в помещениях», Индия осталась стоять на балконе, обхватив руками плечи. Она стояла, не обращая внимания на нацелившиеся на нее снизу дула фотокамер, и наблюдала за операцией задержания: за белыми фургонами прессы с телевизионными тарелками наверху, за снайперами на крыше дома напротив, за репортерами уголовной хроники, торопливо набиравшими текст, за щелкавшими ее фотографами.

И только оттого, что была немного не в себе — она словно плыла над происходившим и соображала с трудом, — она расслышала в этом гаме то, что, резко обернувшись и глядя прямо на нее, успел выкрикнуть господин Каддафи Анданг, прежде чем полицейский набросил ему на голову капюшон: «Мисс Индия, я его не впустил! Мисс Индия, он хотел, чтобы я его впустил, но я не впустил!»

Тогда она поняла, что господин Каддафи Анданг действительно мог добровольно отдать себя в руки правосудия отчасти из-за нее. Вероятно, здесь сыграло роль то, что в прачечной он рассказывал о своем родном крае, а она слушала его с участием, — потому ему и не хотелось запятнать руки ее кровью. Но скорее всего за долгое время он просто превратился в обычного седовласого господина, которого бросила жена, в неудачника, питавшего слабость к красивой одежде. Может, тогда, много лет назад, он и согласился стать «спящим» агентом, однако, вероятно, тешил себя надеждой, что его никогда не «разбудят», и теперь ему больше всего хотелось навсегда покончить с состоянием «спячки», потому что ему тоже стало страшно.

После этого она и вправду подумала о том, что ей самой грозит опасность, о чем твердили полицейские, и, возможно, ей действительно стоит переселиться, несмотря на упрямое желание остаться, назло соседям. Полицейские настаивали на том, чтобы она уехала хотя бы на несколько недель — «к друзьям или родственникам»; говорили, что в такое трудное для нее время ей необходима поддержка. Ее известили, что она является единственной наследницей, что абсолютно все теперь переходит к ней — начиная с особняка на Малхолланд-драйв, нашпигованного снизу доверху новейшими системами безопасности, обслуживала которые лучшая охранная фирма города. Все коды уже заменены, порядок дежурств пересмотрен, новые номера личных телефонов появятся сразу после ее вселения, так что сведения о внутреннем распорядке и размещении камер слежения Шалимару больше не помогут. И все же она чувствовала себя не готовой поселиться там, не готовой жить в поднебесье, не готовой влезать в большие, не по размеру туфли отца, спать на его постели, сортировать бумаги в его кабинете, отделанном деревом; не готовой к тому, чтобы снова вдохнуть запах отцовского одеколона и приобщиться к секретам в его запертом сейфе. Она осталась где была и вдруг подумала, что если бы киллер сейчас явился, чтобы завершить свое дело, то она приняла бы это абсолютно спокойно: пусть себе приходит, — быть может, она даже сама откроет ему дверь.

«Мир не исчезает, он безжалостно продолжает существовать, — доносился до нее вдовий хор из коридоров. — В момент несчастья ты недоумеваешь, как это возможно. Когда умирает твой муж, тебе кажется, что планета прекратит свое вращение и тебя унесет в пустоту, ты ждешь, что все вокруг смолкнет из уважения к твоей потере, но движение транспорта не прекращается, ему все равно, чего жаждет твое сердце, и новая реклама продолжает появляться — жизнь идет своим чередом. Вот еще одна женщина ростом с дом с бутылкой золотистого пива: а в миле от нее — новое заведение, где девицы пляшут на стойке бара под похотливый вой еще совсем зеленых мальчишек. Похоть не умирает, детка, она продолжает жить, и власть продолжает жить: сделки заключаются и скрепляются рукопожатием, а потом начинается выкручивание рук, и по-прежнему есть победившие и проигравшие; и собак продолжают выгуливать, детка, выгуливать мимо места преступления, каждое утро, — собакам ведь все равно; и каждую пятницу по телику показывают новый «ужастик», и в реальной жизни ужасы тоже происходят, как всегда, их можно видеть по телику ежедневно. Вот, давеча показали: необъяснимое жертвоприношение коз, совершенное среди ночи в «Голливудской чаше», — утром обнаружено около сорока окровавленных каркасов животных и море начавшей подсыхать крови. Безумие продолжается, и черная магия не умирает, и тьме нет конца. Всюду распродажи, одежду продолжают покупать безостановочно: граждане по-прежнему испытывают нужду в пище и удовлетворение от насыщения ею. Ах, какая вкусная эта новая пицца — надо срочно купить! И услужливые руки вам по-прежнему припаркуют машину, и звезды отправляются оттянуться на полную катушку. У женщины умер отец — ей одной его и оплакивать. Для мира его смерть уже успела стать вчерашней новостью.

Она не помнила, как долго просидела на стуле с высокой прямой спинкой у себя в прихожей после смерти отца. Час? Или, может, год? Она сидела, глядя прямо перед собой, а в это время собравшиеся в коридорах и вокруг бассейна старухи азартно сплетничали, и возле дома на тротуаре толпились те самые «гайчики», на которых беззлобно жаловалась Индии Ольга Семеновна. Они тоже смаковали подробности убийства. Тут были они все: крысята-тренеры из гимнастических залов, девица-гаенка из ближайшей парикмахерской, испанцы, занятые на стройке, которой не было конца, «король мороженого», будивший каждое утро всю улицу шумом фургона и звяканьем колокольцев (это был то ли предрассветный механический хор, то ли национальный гимн его королевства). Молодой парень (не гайчик, а вполне нормальный), который хотел на ней жениться, перелез на ее балкон и барабанил в дверь, но она его в упор не видела, она даже имя его позабыла, и вообще-то — почему он себе позволяет барабанить в дверь, что ему от нее надо? Кричит: «Давай открывай!» Отвратительно! Нашел когда думать о сексе!

Где же она, справедливость?! Где правосудие? Разве не пора ему восторжествовать? Где силы правосудия, где Лига Справедливости? Почему супергерои Лиги не ринутся с небес и не призовут к ответу убийцу ее отца?! Только ей не нужны эти чистюли, эти киношные праведники в идиотских прикидах! Ей нужны супергерои тьмы, жесткие и жестокие, которые не просто передадут преступника властям, но сами разделаются с ним, пристрелят его как пса или разорвут его в клочья словно псы, и пусть они лишат его жизни медленно, чтобы он мучился! Ей нужны ангелы мести, ангелы смерти и ада. Кровь за кровь! Она желала напустить на убийцу воющих фурий — пусть они сделают свое дело, и мятежная душа ее отца обретет покой! Она не знала, чего хотеть, но черные мысли о смерти не отпускали ее ни на миг.

Нам пока что не совсем ясны его мотивы, мисс Офалс. На данный момент мы склонны считать, что тут замешана политика. Ваш отец работал на благо страны во многих горячих точках, ради интересов Америки ему приходилось курсировать в довольно мутных водах, это уж точно, а убийца, вне всякого сомнения, профессионал. Прежде у таких, как он, все-таки был своеобразный кодекс чести: они не вели войну против женщин и детей, они убивали по заказу — это да, но только мужчин. Но времена меняются к худшему, и многие из профессиональных убийц уже перестали соблюдать этот кодекс, а в данном случае для нас многое еще остается неясным, нужна еще кое-какая дополнительная информация. Мы должны подумать и о вашей безопасности, мы уважаем ваши чувства, мэм, но нам важно, чтобы вы перебрались туда, где эту безопасность можно будет гарантировать.