Юрка тем временем сделал несколько шажков по ветке. Собака, сидевшая под яблоней, снова взялась лаять, но Таран уже успел добраться до крыши сарайчика. Оп! Юрка перескочил на рубероидное покрытие без особого шума.

Собака, ухватившая бронежилет, дотащила его до охранника и положила наземь. Затем до ушей Юрки долетел лай верного друга человека — в нынешнем своем положении Таран считал, что таких «друзей» стрелять надо! — и голос самого homo sapiens.

— Молодец! Молодец, Машка! — похвалил он мудрую псину несколько фальшивым тоном, в котором явно чувствовался испуг. Ясно, что охранник бронежилета в саду не терял. Соваться одному туда, где у людей могут найтись не только бронежилеты, но и автоматы, ему совсем не хотелось. Поэтому, зашуршав ботвой, страж поднял броник и понес его в дом, сопровождаемый, как видно, этой сукой Машкой, должно быть рассчитывавшей на премию за бдительность. Так или иначе, но свет фонаря удалился куда-то за угол дачи, и Таран получил временную передышку.

Вторая собака тоже проявляла служебное усердие и продолжала яростно гавкать на Тарана, залегшего животом на крышу сарайчика. Должно быть — Юрке так казалось — часть лая была своего рода матюгами в адрес нерасторопных хозяев. Дескать, что за разгильдяи, блин? Я лично все уже сделал (Тарану почему-то представлялось что вторая овчарка — кобель), задержал нарушителя границ частного владения, остается только его снять с крыши и забрать, а они, падлы, и ухом не ведут, что я глотку деру!

Тарану, в отличие от здешней охраны, собачий лай был вовсе не по фигу. Хотя зверюга, как ни подпрыгивала, как ни щелкала зубами, как ни царапала когтями дощатый сарайчик, но до него дотянуться не могла, на нервы действовала прилично. К тому же четко обозначала место, где Юрка нашел временное пристанище. Рано или поздно охранники должны были выскочить во двор и добраться до Тарана. Бронежилет наверняка должен был ускорить их появление. Юрка уже вовсю ругал себя за то, что бросил его на землю, а не повесил на ветку — хорошая мысля приходит опосля! Им и пары минут не понадобится, чтоб найти Юрку и либо сцапать его живым, либо расстрелять…

Сперва Юрка стрелять не собирался. Все-таки догадывался, что это его положения не улучшит. Охранники сразу поймут, что имеют дело не с голодным солдатиком, забравшимся в сад за «белым наливом» или малиной, а с кем-то посерьезней. И разговор пойдет совсем другой. Если б еще удалось спрятать куда-нибудь оружие, то можно было бы сойти за самовольщика… Наивные мысли, конечно, тут ведь менты проживают, а не лохи базарные, но Юрке на какой-то момент показалось, будто такой вариант возможен. Однако не то на двадцатой, не то на тридцатой секунде прослушивания собачий лай Тарана окончательно достал, и он, вынув из кармана нож, пульнул в овчарку финкой. Само собой, не попал, а скотина зубастая разгавкалась еще злее.

В общем, Таран навел на собаку пистолет и нажал на спуск. А выстрела не последовало! Юрку аж в холодный пот бросило: обормот, забыл про предохранитель! Хорошо еще, что прицелился в собаку, а не в вооруженного человека… Если бы дождался охранников, сейчас бы уже лежал с дырявой башкой.

Юрка нашарил в темноте какую-то фигулинку па левом боку пистолета, повыше рукоятки и ощупью перещелкнул в другое положение. Он точно не знал, что именно переключил, но справедливо полагал, что ежели при прежнем положении «фигулинки» пистолет не стрелял, то при другом, возможно, и выстрелит. На его счастье, «фигулинки» действительно оказалась двухрежимным переводчиком-предохранителем, и теперь пистолет был готов вести автоматический огонь.

Ухватив пистолет двумя руками — Таран думал, что у такой бандуры должна быть мощная отдача! — Юрка навел ствол на пса и нажал на спуск…

Ту-тут! — в ночной тишине двойной хлопок короткой очереди даже с глушителем прозвучал достаточно звонко, а собака, в которую угодила-таки одна из пуль — Юрка ее подловил на очередном прыжке вверх, когда псина была на расстоянии в полтора метра, не больше, — жалобно завизжала и подняла скулеж. Таран понял, что наделал грому на всю округу, вскочил и собрался было спрыгнуть вниз, чтобы бежать обратно к торфяной куче, хотя был вовсе не уверен, что сможет так же легко взобраться на забор, как с него спрыгнул. Однако какая-то сила заставила его перед прыжком глянуть наверх, на то самое светящееся окно второго этажа… Там была чуть приоткрыта одна из створок, и виднелся темный силуэт человека с чем-то продолговатым в руках. Автомат? Ружье? Один хрен — застрелит сейчас! Надо раньше успеть!

— Ту-ту-ту-тут! — Юрка выпалил навскид, просто наведя ствол на освещенное окно, а затем сразу сиганул вниз, приземлившись на четыре точки в картофельную ботву и погрузившись левой рукой во влажный, мягкий грунт. Правую пистолет не пустил.

Почти сразу же вскочив на ноги, он помчался дальше, перепрыгивая через грядки, но тут произошло нечто непредвиденное.

За спиной у Тарана сверканула багрово-алая вспышка, земля ощутимо дрогнула под ногами, и раздался ужасающий грохот. Юрка почуял лишь то, как его, будто пушинку, некая мощная сила отрывает от земли и несет куда-то вперед…

Тарану сильно повезло. Правда, в тот момент, когда Юрка очухался, он еще не осознавал в полной мере всей огромности этого везения.

Без сознания он пролежал не очень долго, наверное, даже меньше пяти минут. Первое, что увидел, когда открыл глаза, было сено. Мягкое, пахучее, рыхлое, подсвеченное красноватым, дрожащим светом зарева. Голова гудела, во рту было солоно, но глаза видели нормально, нос чувствовал запахи, кожа сквозь камуфляжку ощущала жар, идущий откуда-то из-за спины. Уши, правда, ни хрена не слышали, но руки-ноги были на месте и достаточно свободно ворочались.

Юрка лежал животом на растрепанной воздушной волной куче сена, накошенного на небольшой лужайке в углу сада. Всего в трех-четырех метрах от кирпичного забора. Не попадись ему на пути эта копешка — Таран влетел бы башкой в забор и размазал по нему свои мозги. А эта неплотно уложенная, непритоптанная и без деревянного остожья кучка спружинила, самортизировала и не дала Юрке расшибиться. По первому впечатлению, он ничего себе не повредил. Повертел башкой — в шее немного похрустело, но не более того. Повернулся, сел, глянул…

На том месте, где стоял дом, бушевало пламя, быстро охватывавшее все новые доски и бревна из бесформенного нагромождения лесоматериалов, в которое превратилась бывшая дача. Юрка вообще-то и раньше видел пожары, но там даже деревянные дома довольно долго, будучи объяты пламенем, все-таки сохраняли форму, пока их не начинали растаскивать пожарные. Здесь пламя только-только разгоралось, а весь дом уже лежал в руинах. Даже печи большей частью превратились в груды кирпичей.

Нет, Таран помнил, что произошел взрыв. Но отчего? Газ взорвался? Бензин? Бомба с самолета упала или ракета из космоса не туда приземлилась?

Юрка заметил, что листва яблонь заметно поредела, а многие ветки валяются неподалеку от него, что называется, «с мясом» оторванные от стволов и отнесенные метров за десять от родных деревьев. И сахарные, рассыпчато-нежные яблоки «белого налива» — того самого, за похитителя которого Таран намеревался было себя выдать, валялись с ним рядышком, на куче сена, куда прилетели вместе с Юркой. А в одном из этих яблок, пронзив нежную мякоть насквозь, торчала финка. Та самая, которую Таран швырнул в собаку. Во чудеса! Таран только удивился этому, а надо было бы испугаться. Проткнутое яблоко лежало сантиметрах в двадцати от той вмятины, которую промял, упав на сено, сам Юрка. Попалась бы на траектории полета ножа, поднятого с грядок воздушной волной, Юркина спина — и острие финки вошло бы в нее не хуже, чем в яблоко… А чуть подальше из сена торчала рукоять «АПС», глубоко вонзившегося в копну — аж по спусковую скобу. Ведь он на предохранителе не стоял, вполне мог при падении повернуться в Юркину сторону и по собственной инициативе всадить в него очередь… Наконец, даже если б ни одна из этих гипотетических опасностей не реализовалась, Юрка вполне мог бы разделить судьбу собаки, которую ранил незадолго до взрыва. Какой-то тяжелый обломок, не то балка, не то брус, подброшенный взрывом в воздух, упал в нескольких метрах от ног Тарана и раздавил бедную животину почти в лепешку. Зарево освещало только чудом уцелевшую голову, задранную вверх и застывшую с настежь открытой оскаленной пастью.