Комната поплыла у него перед глазами.

— Яне могу обсуждать такие вещи по телефону.

— Конечно. Давайте встретимся через пятнадцать минут. У арки на Вашингтон сквер. Это всего в нескольких кварталах от вас.

— Я там буду.

— Мы знаем. Мы уверены, что вы хотите уладить недоразумение.

— Совершенно верно. Это действительно недоразумение. — Сглотнув слюну, Дрю повесил трубку. И протянул руку за одеждой.

— Кто это был? — спросила Арлен.

Он надел брюки и рубашку.

— Кто?

— Братство.

Арлен вздрогнула.

— Они хотят знать, что случилось с отцом Станиславом. Хотят, чтобы я с ними встретился. На Вашингтон сквер.

— Но ты не можешь рисковать!

— Знаю. — Он крепко обнял ее, почувствовал, как прижимается к нему ее нагое тело. — Если я дамся им в руки, то, как бы я ни сопротивлялся, они вынудят меня сказать, кто убил отца Станислава. Джейк, а не я. А когда они расправятся со мной, то займутся Джейком, может быть, даже тобой. Я не могу этого допустить. Господи, как я тебя люблю.

Она так сильно прижалась к нему, что у него заныло раненое плечо.

— Куда ты пойдешь?

— Я не могу тебе сказать. А вдруг они применят против тебя психотропные препараты?

— Я пойду с тобой.

— И докажешь, что ты соучастница? — Дрю покачал головой. — Они тебя убьют.

— Мне все равно!

— Но мне не все равно!

— Ради тебя я пойду куда угодно.

— В ад? Я дарю тебе жизнь. Это один из самых ценных подарков, второй по ценности после души. Пожалуйста, прими его. Всхлипывая, она поцеловала его.

— А когда мы…

Дрю понял, что она хотела сказать.

— Когда мы увидимся? В один из дней Вечности.

— В каком году?

Этого он не знал. Он прижался к ней, как утопающий к своему спасителю.

Разжал объятия. И вышел.

Египет. К югу от Каира, к западу от Нила.

Он шел по пустыне, где в 381 году нашей эры появились первые монахи. Это были христиане-отшельники, бежавшие из Рима. Он с трудом добрался сюда. Без паспорта и без денег, преследуемый Братством, он пустил в ход всю силу и мужество, все мыслимые и немыслимые ухищрения. Его мучительное путешествие длилось шесть месяцев, и вот теперь, когда он шел по выжженному солнцем песку к видневшемуся впереди утесу, где собирался устроить себе келью, он почувствовал громадное облегчение, будто камень свалился с души. Очутившись в безопасности, вдали от людей и ужасов цивилизации, он мог больше не заботиться о безопасности Арлен. Теперь ему предстояло побеспокоиться лишь о собственной душе.

Он нашел пещеру в скале, рядом — небольшой родничок. До деревни, где он покупал продукты, можно было дойти за день. Он возобновил свой монастырский распорядок дня, беззвучно повторял слова вечери, всенощной, представлял себе, что служит мессу. Медитировал.

Очень редко он видел издали других людей. Он всегда прятался. Но раз в шесть недель — он ждал до последнего — ему приходилось встречаться с внешним миром, ходить в деревню за провизией. Он произносил всего несколько слов, только о покупках, и продавцы, обычно любящие поторговаться, не пытались втянуть его в разговор. Этот высокий, тощий, дочерна загорелый человек с затравленным взглядом, с волосами до плеч и длинной бородой, одетый в лохмотья, явно был святым. Они относились к нему почтительно, с уважением.

Он добился одиночества. Но не покоя. Несмотря на усердные молитвы, его часто посещали мысли об Арлен. В один из дней Вечности, поклялся он, я к ней вернусь.

Он думал о Джейке. О дяде Рее. И об отце Станиславе. О Братстве. Когда-нибудь они прекратят охотиться за ним? Или это было частью его епитимьи — быть вечно гонимым?

Иногда он вспоминал родителей. Их смерть. Их могилы. Начало и конец.

Он смотрел на запад, в сторону Ливии. Страной управлял сумасшедший; там готовили террористов.

Он смотрел на восток, в сторону Ирана и Ирака, Израиля и его врагов, на Святую землю, родину ассассинов и террористов.

Его сердце наполнялось горечью.

Ему нужно было еще о многом подумать.