— А это тебя интересует? — заорал один из копов.

Фейт незачем было смотреть в его сторону, чтобы удостовериться, что он держится за свои гениталии.

Аманда ответила на другой вопрос:

— Подозреваемый — двадцативосьмилетний мужчина с тяжелым прошлым.

Какой-то не попавший в объектив журналист спросил:

— Почему вы не сообщаете его имя?

— Утром ему будет предъявлено официальное обвинение, благодаря чему его имя станет известно широкой публике, — уклончиво ответила Аманда.

Полиция старалась как можно дольше скрывать имя Уоррена от прессы, чтобы какой-нибудь доброхот не предложил ему свои юридические услуги. Достаточно было и того, что Лайонел Петти уже выложил на сайт Си-эн-эн свою фотографию с Уорреном Гриером на фоне одного из копировальных аппаратов.

Видимо, думая о том же, что и Фейт, другой репортер спросил:

— Как насчет пропавшей девушки? У вас есть какие-нибудь идеи о ее местонахождении?

— Мы считаем, что скоро вернем Эмму Кампано родителям. Это только вопрос времени.

Фейт отметила, что Аманда не уточнила, вернут они девушку живой или мертвой. Она вдруг ощутила резкий укол зависти к Аманде и ее положению. Как и мать Фейт, Аманда проложила себе путь наверх собственными усилиями. Если Фейт даже сейчас приходилось время от времени сталкиваться с проявлениями женоненавистничества, то как же доставалось поколению ее матери?

Как и Эвелин Митчелл, Аманда начинала с секретариата и в те времена, когда женщины-полицейские должны были носить шерстяные юбки ниже колена, занимаясь в основном приготовлением кофе и печатанием всевозможных бумажек. Аманда взобралась наверх только для того, чтобы толпа идиотов, у которых из носа до сих пор капала липкая первобытная грязь, забрасывала ее каверзными вопросами и подвергала жесткой критике. И все это после того, как она раскрыла самое громкое преступление, совершенное в этом городе после того, как Уэйн Уильямс сбрасывал в Чаттахучи тела убитых им детей.

А где была сама Фейт после стольких лет прогресса и борьбы женщин за свои права? Наверное, все еще в своего рода секретариате. Хотя справедливости ради следовало отметить, что она сама вызвалась составить каталог всех улик, изъятых Уиллом из крохотного убежища Уоррена Гриера. Но это было до того, как она увидела коробки, привезенные из меблированных комнат и теперь громоздящиеся вокруг ее стола. Их было не меньше шести, и все были доверху набиты бумагами. Уоррен оказался барахольщиком, который был не в состоянии выбросить чек из магазина или билет в кино. Он до сих пор хранил корешки чеков из копировального центра, оплаченных десять лет назад.

Фейт осторожно коснулась кровоподтека на подбородке — следа от удара локтем Уоррена. В глубине расположенной в комнате отдыха морозилки она обнаружила древний пакет с замороженным обедом «Лин-Куизин». Он был твердым, как камень, но она с наслаждением приложила его к разбитому рту. Она ненавидела, когда ее били. Не то чтобы кому-нибудь это доставляло удовольствие, но Фейт давным-давно выяснила, что на боль она реагирует тошнотой и рвотой. И пакет замороженных спагетти с фрикадельками ничего не мог с этим поделать. Впрочем, Фейт считала, что это ерунда по сравнению с тем, через что пришлось пройти Эмме Кампано.

Уилл сопровождал Уоррена Гриера в камеру предварительного заключения. Ему оставалось найти ответ на единственный вопрос: где Эмма? Даже если девушка все еще была жива, времени у них оставалось немного. Фейт думала об условиях, в которых она могла находиться: в запертой комнате или, хуже того, в багажнике автомобиля. Сегодня температура еще до обеда добралась до отметки в сто градусов. Солнце палило нещадно, и жара не спадала даже ночью. Они не знали, есть ли у Эммы вода. Есть ли у нее еда? И даже если есть, на сколько ей всего этого хватит? Смерть от обезвоживания могла наступить уже через неделю. Максимум через десять дней. И это без учета возможного ранения и нестерпимой жары. Неужели на протяжении последующих двух недель им предстоит лишь отсчитывать часы до последнего вздоха Эммы Кампано?

— Эй, Митчелл, как тебе работается с этой крысой? — поинтересовался Робертсон.

Он сидел у себя за столом, так далеко откинувшись на спинку стула, что, казалось, тот вот-вот сломается.

— Нормально, — ответила она, недоумевая, почему никто не воздает Уиллу должное за то, что он позволил полиции Атланты вывести Эвана Бернарда из Академии Вестфилд прямо под включенные камеры представителей прессы.

Робертсон погрозил ей пальцем.

— Держи ухо востро с этим засранцем. Этой братии доверять нельзя.

— Спасибо за заботу.

— Долбаное Бюро расследований! Забрать наше дело и представить все так, будто они выполнили самую тяжелую работу.

По комнате пронесся гул одобрения.

У всех этих парней была на редкость избирательная память. Возможно, сейчас Фейт их тоже поддержала бы, если бы не оказалась там в самый первый день и не стала свидетелем того, как Уилл соединил воедино все факты, которые с самого начала были у них под носом.

Робертсон, похоже, ожидал, что она что-нибудь скажет. Подколет Уилла или пройдется по поводу Бюро расследований. Фейт была в растерянности. Неделю назад комментарии полились бы из нее, как пиво из крана. Но сейчас колодец пересох.

Она вернулась к работе, вытеснив из своего сознания все окружающие звуки. У нее пока не было сил заниматься коробками из квартиры Уоррена, поэтому она сосредоточилась на экране компьютера. Уилл заснял жилище Уоррена Гриера с помощью цифрового фотоаппарата, и она принялась разглядывать снимки, изображавшие одну и ту же небольшую комнату с шести различных ракурсов.

На фотографиях были запечатлены мельчайшие подробности существования Уоррена, начиная с туалетных принадлежностей и заканчивая его бельем и носками. Множество набитых бумагами коробок виднелось из-под кровати. Тут были школьные табеля и бланки, свидетельствующие о том, что время от времени его передавали под опеку. На снятой с близкого расстояния инструкции к ноутбуку «Макинтош» был нацарапан чей-то номер телефона. Фейт наклонила голову, силясь понять, зачем Уилл перевернул камеру вверх тормашками.

Она взяла мобильный телефон и, заткнув второе ухо пальцем, набрала записанный на инструкции номер. Раздался один гудок, затем второй, после чего автоответчик местного кинотеатра принялся перечислять ближайшие сеансы. Вряд ли в этом направлении их ожидали какие-нибудь открытия. Шесть миллиардов корешков от билетов в кино в коробке у ног Фейт повествовали о страсти Уррена к серебристому экрану.

Фейт вернулась к фотографиям, пытаясь разглядеть на них ниточку, способную привести к исчезнувшей девушке. Все, что она увидела, — это грустную картину: однокомнатную квартиру, в которой Уоррен Гриер прожил всю свою взрослую жизнь. Тут не было ни семейных фотографий, ни календарей с обведенными кружочками датами обедов с друзьями. Судя по всему, у него не было друзей. У него вообще не было никого, к кому он мог бы обратиться.