Но что же произошло с золотом в период между июлем и 6 января? Возможно, доктор Джордан продал его, хотя цены в течение всего 2001 года оставались на небывало низком уровне и, как выяснила Люси, составляли в среднем менее трехсот долларов за унцию. Странно было бы думать, что Джордан не ждал повышения цен на золото, особенно если оно хранилось у него длительное время. Ничто не указывает и на то, что он нуждался в деньгах. В налоговой декларации за 2001 год показаны доход и дивиденды от инвестиций на общую сумму более миллиона долларов. Что бы ни произошло с золотом, оно, по-видимому, исчезло после убийств. В отчетах следствия нет упоминаний о пропавшей собственности, зато отмечено, что украшения и фамильное серебро, вероятно, остались нетронутыми.

Конечно, Глория Джордан не получила заветной добычи, поскольку, похоже, именно она и перепрятала золото в последний раз, за день до убийства, и хотя я не думаю, что кто-нибудь узнает наверняка, что именно произошло, у меня самой есть определенные предположения, основанные на известных сейчас фактах. Я думаю, что она инсценировала кражу, чтобы объяснить исчезновение того, что сама намеревалась украсть, а потом решила, что делиться украденным со своим сообщником или сообщниками не стоит, и притворилась, что не смогла найти золото. Ее муж, должно быть, снова перепрятал его, о чем она ужасно сожалела, но это была не ее ошибка.

Можно только гадать, что она сказала сообщнику или, скорее всего, двум сообщникам. Полагаю, в этом случае миссис Джордан столкнулась с такой силой зла, с таким коварством и жестокостью, каких не могла представить себе даже в самых жутких кошмарах. Думаю, рано утром в воскресенье, 6 января, ей пришлось показать тайник, где, по ее мнению, хранилось золото, и, наверно, где-то в саду ей и порезали руку. Возможно, то было предупреждение. Или, может быть, начало нападения, спровоцированного яростью. Она в ужасе бросилась обратно в дом, где и была убита, после чего ее отнесли наверх, чтобы выложить в непристойной позе рядом с уже убитым мужем.

— Ну так вот, мы ходим, все осматриваем, дом большой и, признаюсь, производит сильное впечатление, — рассказывает Гейб Маллери. — И вдобавок вполне пристойная цена! Затем агент по продаже недвижимости начинает рассказывать, что здесь произошло в 2002 году, и предлагает отличную сделку. Я, конечно, был не в восторге от кармы или как там это все называется, от какой-либо ассоциации с теми ужасными событиями, но я от суеверий не страдаю. В призраков я не верю. Но зато верю в туристов, в идиотов, у которых напрочь отсутствуют манеры и мозги, и не хочу, чтобы накануне ее казни здесь царила атмосфера карнавала.

Никакой казни не будет. Об этом я позабочусь.

— Какая досада, что все затянулось, что судья отложил дело. Мы хотели, чтобы с этим было покончено как можно скорее. Чтобы все поскорее забыть и вычеркнуть из памяти. Надеюсь, когда-нибудь люди перестанут приходить сюда как на экскурсию.

Я приложу все силы, сделаю все, что от меня зависит, чтобы Лола Даггет никогда не вошла в камеру смертников, и, возможно, наступит день, когда ей будет нечего и некого бояться. Ни Тару Гримм, ни чиновников из исправительного учреждения, ни Мстителя, ни окончательной расплаты с той, чье имя Роберта. Все может быть ядом, если этого у вас слишком много, даже вода, сказал генерал Бриггс. А кто знает о лекарствах и микробах и их жутких возможностях больше, чем фармацевт, тот самый злой алхимик, который способен превратить препарат, предназначенный для исцеления, в зловещую микстуру, обеспечивающую неимоверные страдания и смерть?

— Скажите, на что вы хотели бы взглянуть, — говорит Гейб Маллери. — Не знаю даже, смогу ли чем-нибудь помочь или нет. До того как мы купили этот дом, здесь проживал другой владелец, и я действительно не знаю, как выглядел дом и сад, когда погибли те люди.

Кухня совершенно неузнаваема, она полностью переделана, здесь новая встроенная мебель и современная техника из нержавеющей стали, а на полу плитка из черного гранита. Дверь сплошная, без стеклянных панелей, как и говорила Джейми. Интересно, откуда ей это было известно? Впрочем, на этот счет у меня есть предположение. Она бы без колебаний отправилась сюда и вошла, возможно изобразив из себя заблудившуюся туристку. А может, открыто объявила, кто она такая и что ее интересует. На стойке я вижу ноутбук, хотя место для работы не самое удачное. На столе — беспроводная клавиатура, на окнах — датчики. Видимо, это некая продвинутая система безопасности, которая должна быть еще оснащена камерами.

— Вы правильно сделали, что позаботились о надлежащей охране, — замечаю я, обращаясь к хозяину дома, — учитывая, какие люди сюда могут заходить.

— Да, она называется «Браунинг найн-мил». Моя собственная система безопасности, — усмехается он в ответ. — Моя супруга увлечена всякими гаджетами, датчиками движения, видеокамерами и прочими штучками. Беспокоится, что люди могут подумать, будто у нас здесь наркотики.

— Два городских мифа, — говорит Колин. — Врачи держат дома наркотики и зарабатывают кучу денег.

— Да я все время в отъезде, а она действительно продает лекарства. — Гейб открывает кухонную дверь. — Еще один городской миф: фармацевты якобы содержат дома притон, — говорит он, когда мы спускаемся по каменным ступенькам и выходим на плиты и траву.

На террасе я слышу музыку, которую, видимо, включили, чтобы позаниматься гимнастикой. Наверно, когда мы позвонили в дверь, Гейб Маллери был здесь. А до этого, похоже, подстригал траву.

Я узнаю красную терракотовую плитку за стеклом, там скамья и стойки для штанги и прочих тяжестей. Сбоку, у стены, два велосипеда с маленькими колесами и шарнирными складными рамами, один красный, с высоким сиденьем и рулем, другой серебристый — для человека менее рослого.

— Думаю, лучше всего дать вам возможность самим побродить вокруг и осмотреться, — говорит Маллери, и по его поведению можно с уверенностью сказать, что он ни капельки нас не опасается и даже понятия не имеет, что ему, возможно, следовало бы быть поосмотрительнее. — Садоводство — это не мое. Здесь хозяйка — Робби, — говорит он, как будто его и в самом деле совсем не интересует сад — ни нынешний, ни предыдущий.

Кусты османтуса, или душистой оливы, скульптуры, альпинарий и осыпающиеся стены заменены террасой из известняка, которая, как я подозреваю, проходит как раз на том месте, где раньше находился тот самый злополучный погреб. За террасой — небольшой флигель, окрашенный в бледно-желтый цвет, с черепичной крышей и дымоходом, у которого не слишком изящный, скорее, какой-то промышленный облик. Под карнизом видны миниатюрные видеокамеры. Пока я насчитала их три. Под навесом — система отопления, вентиляции и кондиционирования воздуха и еще небольшой резервный генератор. Окна закрыты прочными ставнями. Создается впечатление, будто супруга Гейба Маллери ожидает урагана и неминуемого отключения электричества, а также всерьез озабочена возможным проникновением непрошеных гостей на свою территорию. Здание с трех сторон отделено от посторонних глаз покрашенными белой краской решетками, которые обвиты темно-красной виноградной лозой и пиракантой.