Ему надо больше кофе. Надо бы еще разок съесть местный бисквит со стейком и яичницей — на Севере таких не найти. Надо бы сходить в спортзал. Вернуть в агентство взятый напрокат мотоцикл, чтобы не напрягать лишний раз Люси. Ей и без того досталось — ФБР, полиция, вся эта бюрократия, как он выражается, из-за стрельбы да еще переживания: надо же, убиваешь человека, а он, оказывается, не оружие доставал, а, предположим, бумажник, водительские права или ингалятор. И пусть даже говнюк получил по заслугам, лучше бы, конечно, так не поступать, потому что всегда найдутся такие, кто усомнится в твоем здравомыслии — и так далее, и тому подобное, — и это, если ты честен перед собой, напрягает даже больше, чем то, что ты убил человека. Он уже не хотел, чтобы Люси ездила на мотоцикле, и начал сомневаться, что ей стоит лететь, потому что он представляет, что творится у нее в голове.

С Люси как раз все в порядке, это с Марино полная беда. Все утро он мотался по делам, а когда наконец собрался выезжать в Чарльстон, до которого ехать всего-то пару часов, вдруг решил, что хочет забрать все, что я купила, потому что в вертолете места все равно не хватит. Я в общем-то и не планировала тащить в Новую Англию кастрюльки и сковородки, консервы и газовую плитку, но Марино уперся — он все заберет, потому что на новом месте, в Чарльстоне, еще не обжился, вещи так и лежат в коробках, которые он прихватил из какого-то магазина. И чего только у него там нет: и уже открытые пакеты с чипсами, и фруктовые миксы, и жидкое мыло, и какие-то очистители, и дорожный фен, который ему, при лысой голове, вовсе и не нужен, и гладильная доска с утюгом, которым он никогда не пользуется.

Еще он прихватил пакетики со специями, несколько почти пустых банок с оливками, пикулями, пряностями и консервированными фруктами, бананы, крекеры, бумажные салфетки, пластмассовые вилки-ложки и тарелки, фольгу и стопку пакетов, а потом прошел по комнатам, собирая туалетные принадлежности и прочую гостиничную мелочь, как будто превратился в какого-то мелочного скупца.

— Как те «побирушки», как их по телевизору называют, — говорю я. — Роются во всем, что люди выбрасывают, в мусоре и все хранят. Новая компульсивность.[50]

— Страх, — отзывается Бентон. На коленях у него ноутбук, на столе, рядом с креслом, телефон. — Боится, что может избавиться от чего-то, потерять из виду и потом, когда потребуется, этой вещи не найти.

— Ладно, напишу еще раз. Хватит, пусть летит с нами домой. Не хочу, чтобы он оставался здесь один в таком состоянии. Сделаем посадку в Чарльстоне и, если пожелает задержаться, я сама отвезу его в квартиру.

— Выбор уменьшается, — говорит Бентон, просматривая какие-то файлы. — Ни выпивки, ни сигарет. Он не хочет набрать лишний вес, поэтому не может предаться чревоугодию. Вот и переключился на собирательство. Лучше бы на секс. Относительно недорого и никаких складских помещений не требует. — Бентон открывает очередной файл, насколько я могу судить, из ФБР, возможно, от агента по имени Пол, с которым мой муж разговаривал по телефону несколько минут назад.

Утро в нашем номере, нашем «лагере» с видом на реку и порт, прошло в делах и заботах. С самого рассвета мы с Бентоном начали готовиться к возвращению домой, одновременно просматривая поступавшую со скоростью света информацию. Для меня непривычно, когда расследование приобретает характер войсковой операции — многочисленные атаки сразу по всем фронтам и разными ведомствами и службами, армейскими и правоохранительными, проводящиеся с молниеносной быстротой и поразительной силой. С другой стороны, большинство дел, по которым мне приходится работать, не представляет угрозы национальной безопасности и не привлекает внимание президента, и следователи с криминалистами работают в полную силу.

Пока что информация поступает дозированно, и в прессу ничего не просочилось. ФБР и МНБ проводят тщательнейшие обыски и проверки — надо удостовериться, что никакие материалы, с которыми работала Роберта Прайс, не попали ни на военную базу, ни на подлодки с ракетами, ни на эсминцы и транспортные самолеты, ни в руки сражающихся где-то солдат. Сравнительный анализ ДНК и отпечатков пальцев показал, что Роберта Прайс и Дона Кинкейд и впрямь две стороны зла, однояйцевые близнецы, клоны, как называют их некоторые следователи, выросшие порознь и не знавшие друг друга, а потом, после воссоединения, образовавшие некий катализатор, который породил чудовищные технологии и вызвал множество смертей.

— Страх, — говорю я. — Потому Марино и носится кругами. Конечно, смерть он видит ежедневно, но когда с ней сталкиваешься в тех делах, по которым работаешь, создается впечатление, что ты ее контролируешь или так хорошо понимаешь, что с тобой это не случится.

— Выкурил сигарету у «Аптеки Монка», а удовольствия не получил, — говорит Бентон, и на столе звонит телефон.

— После того, что увидел в подвале? Да, наверное, — соглашаюсь я. — Он-то знает, что могло случиться.

— Могу предложить вариант подхода, — говорит Бентон звонящему, — основывающийся на том факте, что это некто совершенно уверенный в своей правоте. Она оказывает миру услугу, избавляя его от плохих людей.

Понятно. Речь идет о Таре Гримм. Ее арестовали, но обвинение пока еще не предъявили. ФБР готово пойти на сделку и вступить в переговоры в обмен на информацию о тех сотрудниках женской тюрьмы, которые, как надзиратель Мейкон, помогали ей карать заслуживающих того заключенных. И союзницей Тары Гримм была дьявольски ловкая отравительница, которой требовалась практика.

— Вам следует взывать к ее правде, — продолжает Бентон, — а ее правда состоит в том, что она не делала ничего плохого. Дала Барри Лу Риверс последнюю сигарету, фильтр которой был пропитан… Да, я бы так, напрямик, и сказал, но подал под тем соусом, что вы понимаете, почему она считает, что не сделала ничего плохого… Да, хороший вариант. Ее бы все равно казнили, она бы в любом случае умерла, а тут выход сравнительно милосердный, если учесть, как она обходилась с теми, кого регулярно травила мышьяком. Ну да… Дать сигарету с ботулотоксином означает обречь на ужасную смерть, но об этом лучше не упоминать.

Бентон допивает кофе, слушает, глядя на реку, и произносит:

— Ориентируйтесь на то, во что она сама хочет верить. Верно, вы тоже ненавидите плохих людей и можете понять соблазн взять правосудие в свои руки… Это только теория. Может быть, Тара Гримм, которую вам лучше называть начальницей Гримм, показывая, что вы признаете ее власть и влияние… Вопрос всегда в этом, во власти и влиянии. Что бы она ни делала, какой бы вариант ни выбирала, сигарету или последний завтрак, главным всегда оставалось одно: добиться, чтобы Барри Лу Риверс и другие получили по заслугам, отведали того же горького угощения, которым потчевали своих жертв, воздать им по принципу око за око плюс немножко сверху.