Но Стив был не единственной жертвой: в церковь тащили тех, кто, по мнению остальных, «провинился». Людей грубо швыряли внутрь под нестройный хор голосов.

У стен сооружения лежали пропитанные бензином охапки соломы и автомобильные шины.

Тео Стэкхаус, палач с Храмового Холма, размахивал факелом. Он был без маски, в ней он явно не нуждался.

Молодая женщина с младенцем на руках попыталась сбежать, но ей выстрелили в затылок, после чего затащили ее тело в церковь – вместе с еще живым ребенком, который продолжал цепляться за мать.

– Ведьма! Ведьма! Ведьма! – скандировала толпа.

Стива бросили в притвор. Он упал на груду трупов, и двери захлопнулись у него за спиной. Пополз прочь по телам, на которых запеклась кровь. Кто-то наступал на него, но Стив смог выбраться на свободный участок, нащупывая руками еще прохладный пол.

Он попробовал встать. Сделал несколько нетвердых шагов и споткнулся. Распухшее лицо пульсировало от боли, кружилась голова. Нижняя губа была разодрана в клочья, а челюсть наверняка сломана.

Спустя некоторое время шепот огня превратился в рев, который заглушил крики горожан, запертых в церкви. Внезапно на пол посыпались осколки стекла: одно из ромбовидных окон разлетелось вдребезги, и в клубах дыма пронеслась бутылка с коктейлем Молотова. Она разбилась и вспыхнула посреди скамей на полпути к нефу.

Полыхнуло пламя, озарив оскверненный храм багровыми отсветами.

В церкви было полно народа. Люди бросались на запертые двери. Кто-то бился в истерике, кто-то пытался дотянуться до витражей, пригибаясь, когда стекла лопались от жара.

Двое горожан уже горели живьем. Стив не мог понять, кто они – мужчины или женщины…

Стив поковылял по центральному проходу, чтобы быть подальше от раскаленных стен. Многие протягивали к нему руки, умоляли его, спрашивали, зачем он сделал это.

Стив молчал. Он видел людей, которых раньше считал своими друзьями.

Пит Вандермеер стоял на коленях с мертвым ребенком на руках.

Пит поднял голову, и на мгновение их взгляды встретились. Стива будто парализовало: Пит, казалось, свихнулся от горя.

Однако при виде Стива выражение лица Пита изменилось. В глазах Пита появилось отчаяние и упрек.

Даже Пит признал его виновным.

Но почему? Действительно ли он сотворил этот ад?

Его решение стало катализатором. Им владела скорбь, охватившая его после гибели сына. Кого же надо судить?

Джейдон Хольст каким-то образом дал послушать Тайлеру файл с шепотом Катерины. Но ведь Джейдона растерзали горожане (каким-то образом Стив уже знал это).

А виновна ли Катерина? Ее обвинили в колдовстве, пытали и заставили сделать чудовищный выбор.

Зло порождает еще большее зло, и в конечном итоге все упирается в Блэк Спринг.

Значит, Блэк Спринг сам вверг себя во тьму.

Стив задрожал. Огонь нес с собой смерть и обжигал, но Стив не чувствовал жара. Ему вдруг стало очень холодно.

А еще он ощутил брезгливость. Ко всем обитателям проклятого города. И тем, кто оказался в церкви, и тем, то орал снаружи.

Они одинаковы.

А его глаза были зашиты! Он ничего не видел, но теперь прозрел.

Стив подумал о раззявленных пастях и выпученных глазищах горожан.

Они хотели разорвать его на куски. Ну и что с того?..

Он просто стал отверженным. Но они не сумеют его ослепить.

У них ничего не получится. Дойдя до алтаря, он проклял их. Каждого жителя Блэк Спринг. Возвел очи к небу, и на него посыпались мерцающие угольки из почти прозрачной завесы огня, пожирающего крышу церкви. Но страх давно покинул его. Огонь принадлежит ему. Будь прокляты эти люди. Будь проклята их нескончаемая цепь выборов, которые они делают в угоду своему эгоизму. Будь проклято их нежелание искать примирения, их неспособность любить и их одержимое упорство, которое застилает им глаза.

А Тайлер оказался другим. Тайлер мечтал.

Прокляты, прокляты, прокляты!

Будь они прокляты, те, кто забрал у него Тайлера!

Его лихорадило от гнева.

Стив нашел дверь, о которой позабыли остальные, – скрытую в нише позади аналоя.

Ноги сами привели его сюда.

– Папа! – раздался знакомый мальчишеский голос.

Кто звал его?

Стив вздрогнул, сдернул кольцо с ключами со штыря и, крепко сжимая его в кулаке, оглянулся.

И заметил жену и сына, сидящих на полу.

Джослин прикрывала Мэтта, пытаясь защитить сына от горящих углей. Ее обнаженная спина и ягодицы покрылись ожогами и волдырями.

Она обернулась и посмотрела на Стива. Ее губы зашевелились, и Стив бесстрастно осознал, что она шепчет его имя.

Наверное, сначала Джослин подумала, что грезит перед смертью и видит ангела.

А потом до Стива донесся ее хриплый визг:

– Стив! Боже мой, Стив, помоги нам!

Но Джослин не двинулась с места – в отличие от Мэтта. Мальчик пробудился от кататонического ступора, вырвался из рук матери и побежал к отцу.

Стив обомлел.

Его младший сын – бледный после пребывания в больнице и с повязкой на одном глазу, вернул Стива к реальности. Лишь сейчас он полностью осознал разлом, который произошел в их семье после утраты Тайлера…

Его старший сын. Тайлер. Вот с чего все началось.

Горе вновь затопило его, сломив волю к сопротивлению. Стив ощутил на себе взгляды обреченных. Увидев страстный порыв Мэтта, люди ринулись следом за мальчиком.

Стив отшатнулся, прижимаясь к массивной двери.

– Папа, папа!

Стив будто онемел. Что ему теперь делать? Как поступить?

Некоторые из выбранных тобою путей ведут сквозь тьму, и вступить на них будет отрицанием морали или безумием.

Не безумием, понял Стив. Любовью.

Катерину заставили пожертвовать одним ребенком ради спасения другого.

Это и есть настоящая любовь.

Стив быстро вставил ключ в замок. Отворил дверь, захлопнул ее за собой, повернул ключ и задвинул засов, прежде чем чьи-то руки смогли дотянуться до него.

Он кувырком скатился по ступеням крутой лестницы.

С глухим стуком шмякнулся на пол и лежал, скрючившись и постанывая от боли. Здесь царила кромешная тьма, такая, к которой никогда не приспособится зрение. Зато Стив различал любой звук. Он слышал ровный рев пламени и то, как дверь осыпают градом ударов.

Люди кричали, но постепенно их вопли превратились в призрачные отголоски. В какой-то момент Стиву показалось, что он услышал свое имя.