— Или, может, она сама тебя в спальню приглашает по ночам, а, Антоша? Тетя Юля твоя… Что ты там наверху в ее постели делал?

— Когда? — спросил мальчик.

— Когда я тебя там видел. Забыл? — Колосов смотрел на него сверху вниз и говорил таким тоном, каким, как казалось Кате, просто недопустимо говорить с ребенком.

— Ничего я там не делал, — буркнул Антоша и вдруг криво усмехнулся. — А темноты я боюсь так же, как и ты. Понял, долговязый? — Он быстро глянул на Катю и… вдруг сильно и неудержимо начал заливаться румянцем.

— С Карауловым надо поговорить насчет медицинского освидетельствования пацана, — сказал Колосов, когда они шли к опорному пункту. — И психолога детского надо тоже будет подключить… Ну, это сам наш прокурорский Мегрэ решит. А мы…

— Никита, даже если вы задержите Хованскую или Смирнова, это дело при том раскладе фактов и улик, какой у нас налицо сейчас, даже до суда не дойдет. Развалится на стадии предварительного следствия, — сказала Катя. — Внуши это самое, пожалуйста, Караулову. А то он зелен еще, как шпинат на грядке.

— Ты хоть сама-то врубилась насчет того, что она нам там сейчас проповедовала? — мрачно спросил Колосов через несколько шагов.

— Если отбросить демоническую, пророческую фразеологию, то получается, что Хованская пыталась дать понять, что она сама лично никого не убивала. Что все происходит помимо ее воли. И она воспринимает случившееся как некий кем-то предопределенный ход событий, который уже нельзя остановить. И все это, по ее убеждению, как-то связано со Смирновым… — Катя закусила губу. — Для нее самой и для режиссера убийства выступают в роли неких знамений в их общении с… ну, в общем, с духами тьмы. Ах ты боже мой, — Катя махнула рукой. — Кому рассказать — ведь не поверят! При таком плачевном раскладе, Никита, повторяю, дело даже до суда не дойдет. И допросами, и очными ставками вы от них все равно ничего не добьетесь. Это и точно как от стенки горох. Как, помнишь, с сайентологами было, кош у них в офисе секты обыски проводили. Их спрашивают, а они гимны поют. И чем настойчивее их спрашивают, тем громче и дружнее они поют.

— Старая сука. — Колосов мрачно сплюнул себе под ноги.

— Не знаю, но у меня такое ощущение, будто она нам намекала, что тут произойдет что-то еще, — Катя зябко поежилась. — Мне действительно страшно, Никит. Эта женщина меня пугает. Все, кто общается с ней, а через нее как через посредника со всей этой мистикой, рано или поздно… отдают концы.

— Или им помогают отдать, как Сорокиной и Тарантинову, — хмыкнул Колосов.

— Из таких ее клиентов тут у нас в живых остались только двое: Ищенков и Смирнов. Там, на горе, она ему все повторяла, что она уже не может остановить этот ритуал. И если предположить, что она сама в фанатизме своем прикладывает ко всему этому руку, то, возможно, она попытается…

Ката не закончила фразу. Она не знала, что сказать. Колосов сплюнул. По его виду было видно, что в нем зреет какое-то решение. И Кате оставалось лишь слепо надеяться и верить, что оно окажется верным…

Решение, избранное начальником отдела убийств, было простым. И заключалось оно, как было им сформулировано на утреннем оперативном совещании в Старо-Павловском УВД в двух словах: ТОТАЛЬНАЯ СЛЕЖКА.

Увы, негласному, наблюдению должны были подвергнуться отнюдь не все оставшиеся в живых обитатели май-горской дачи. Как всегда, на всех у милиции просто не хватало средств. Лимит бензина для машин оперативного сопровождения был урезан до последней крайности, а спецтехника и сотрудники были нарасхват по другим, не менее сложным и громким делам.

На совещании было решено, что в сложившейся ситуации в плотную разработку в первую очередь будут взяты трое потенциальных подозреваемых: Хованская, Смирнов и Ищенков. (Ящера после очередного трехчасового допроса в прокуратуре, который, увы, ничего нового не принес, снова пришлось отпустить. И в тот же вечер он в срочном порядке на своей машине убрался из Май-Горы в Москву.)

Уехал в Москву после общения со следователем и режиссер Смирнов. И на даче вместе с мальчиком осталась только Юлия Хованская, которая как ни в чём не бывало ровно в 10.00 на следующее утро явилась в Старо-Павловскую прокуратуру на допрос. Там с ней, помимо Караулова, беседовали также куратор по надзору за следствием и следователь по особо важным делам областной прокуратуры, которому, как стало известно, в самое ближайшее время предстояло принять дело о май-горских убийствах.

А в оперативном плане тем временем эпицентр событий начал перемещаться из Май-Горы в Москву: ведь двое фигурантов, за которыми было установлено наблюдение, находились теперь там. Колосову, по идее, тоже пора было сворачивать подзатянувшуюся командировку и возвращаться в главк, но… он отчего-то медлил, всякий раз изобретая благовидные предлоги, чтобы немного задержаться в районе.

Из всех возможных фигурантов он чаще всего думал именно о «май-горской ведьме». А Юлия Павловна покидать Май-Гору пока не собиралась.

Сразу же после совещания Колосов связался со старшим дежурной смены наблюдателей и получил первые данные по фигурантам. Увы, данные эти были ни два ни полтора: например, Олег Смирнов утром отправился в театр, где и находился на данный момент. Рабочий телефон его прослушивался, однако каких-либо интересных звонков не поступало. Фигурант под номером два — Ищенков, также прибывший ни свою московскую квартиру, на 11.00 следующего дня тоже сделал всего одну ходку — в продуктовый магазин, видимо, с целью пополнить опустевший за время отпуска холодильник. Его машина — «Жигули» девятой модели синего цвета — стояла у подъезда. За фигурантом под номером три, «ведьмой», как докладывали Колосову, пока и следить особо было нечего — ее допрос в прокуратуре все продолжался. За май-горской дачей, где находился ребенок, смотрел специальный мобильный пост, но и там пока была мертвая тишина.

И от этой чертовой тишины и неопределенности Колосов медленно и верно начинал звереть. Ибо, как и в случае с наблюдением за окружением Ачкасова, «тотальная слежка» имела один важный минус — жесткое ограничение в сроках.

«Пойми меня правильно, — оправдывался перед Колосовом начальник оперативно-поискового отдела. — Я всегда стараюсь идти тебе навстречу. Но долго я столько машин и столько сотрудников выделять вам в Старо-Павловск не, смогу. Мне и по другим заявкам работать надо. Три-четыре дня, ну максимум пять — это все, что я могу для тебя сделать. Если результатов не будет, придется свернуть операцию».

«Свернуть» означало выстраивать линию обвинения по май-горским убийствам на основании одних только уже ранее добытых улик, без дополнительной оперативной поддержки. И в этом случае — и тут Колосов абсолютно был согласен с Катей — следствию пришлось бы ой как тяжко вытягивать столь странное и противоречивое дело, по которому, несмотря на все обилие фактов и подозрений, еще очень и очень смутно вырисовывался конкретный обвиняемый.

В час дня Колосову позвонил Караулов: допрос «ведьмы» только что закончился. Хованская на автобусе возвращалась в Май-Гору.