— Что ж ты старосте не скажешь, Прастен? Разве сход уж ничего более не решает? А правда как же? Да, наконец, намял бы ты бока Етону этому: за такое месть кровная положена.

— Правдой у нас теперь Свенельд ведает, — усмехнулся горько Прастен, не отпуская бороды. — Спору нет, законы древние он почитает. Арголидцев за сто верст вниз прогнал. Только ведь он, немец, умный. Знает, что одним оружием на две деревни не сядешь. Ему свои люди здесь надобны, вот для них-то никакие правды не писаны. А Етон у него вроде как за старосту. Я-то всю жизнь на реке: рыбу ловил, потом гребцом на кораблях, потом на порогах да перекатах волок тянул. Теперь вот перевозчиком на челнах хожу — силы на троих таких, как Етон, достанет. Только после-то что? Ну, убью я его даже, а потом Свенельдова рать меня порешит. А как жена, как дочери, сестра как, Брунко вот тоже…

— Так ты к Свенельду пойди, — посоветовал Мирко. Он понимал, разумеется, что если бы это помогло, Прастен так бы и сделал, но вдруг да знание причины чем бы да поспособствовало избыть Прастенову беду. — Если он правду почитает.

— Почитает, — усмехнулся опять Прастен. — Да только вперед нашей, полесской да полянинской, свою, что из-за Камня привез. А по той правде это все возможно. Старосты нашего младшая жена теперь у Свенельда, тоже за младшую. То-то он волхвов арголидских не жалует: те ведь проповедают, что у единого мужа и жене быть единой. А кроме Свенельда ведь и Асмунд есть, — добавил Прастен. — Свенельд уж на него охотился — они еще на Вольных Полях не в ладах были. А уж у Асмунда никакой правды нет, кроме своей.

— Нет больше Асмунда, — откликнулся Мирко. — Можешь посмотреть. На холме, где межевой камень со знаком пламени. Могила там свежая. Я сегодня на закате его схоронил.

Прастен в изумлении вытаращил глаза:

— Великое колесо, — прошептал он. — Да неужто ты… Его?! Етона-драчуна не каждый одолеет, да то не диво все же. Асмунда? Его сам Свенельд побаивается! Ты? — Прастен аж вперед подался, не веря.

Парню очень хотелось соврать, что да, дескать, он. Стрелой, правда, а не в мечном бою. Случайно почти, и вообще — не рассказывать же Прастену про всадника-колдуна в синем колпаке и про тот ужас, что при одном воспоминании заворочался где-то под сердцем холодным черным змеем. Но на этот раз Мирко почему-то устыдился.

— Гром его убил, — кратко пояснил он. — Лазоревой молнией. Я такой отродясь не видывал. Она и невидима, считай. Возникла из тучки низкой, и вместе с конем его поразила. Я как раз от людей его бежал. Они поотстали, а он меня на холме догнал почти. Я уж думал все, смерть, только и оставалось, что Грома позвать. Подумал лишь, а Гром и явил себя: Асмунд — он, верно, это был: и по одеже, и по доспеху, и ликом, и умением гридень — только на холм вслед за мной въехал, да тут же и ударила в него молния. Я ее и за молнию-то сначала не принял, но запахло, как бывает при грозе. Потом, как водится, гром ударил. Только не очень сильный…

— Как «не сильный»?! Да, ты, Мирко Вилкович, видать, оглох! — Глаза Прастена разгорелись и увлажнились, а сам он чуть не плясать готов был от радости. — Да мы ж тут такой слышали, как раз со стороны холма с камнем этим поганым, — уши едва не разорвало! Скажи? — обратился он к Брунко, который, как рассказ дошел до Свенельда и Асмунда, а особливо до гибели последнего, завозился, заерзал и рот открыл, внимая.

— Ну да! — с готовностью откликнулся парнишка. — Ка-ак бахнуло! — Вот оно, есть, значит, и справедливость в свете, — тихо и как-то просветленно молвил Прастен. Он даже бороду теребить перестал. Растерянно-озабоченное выражение на его лице теперь разгладилось и стало даже благообразным. Взор просветлел: знал бы Прастен, чьим мечом и как свершилась эта самая справедливость!

— Вот бы и Етона со Свенельдом так! — оживился Брунко.

— Сейчас тебе, — осадил его Прастен. — Так в каждого молнией шарахать, скоро один на земле останешься. Да у Грома и иных забот хватает. Думаешь, ему только за разбойниками бегать? А кто землю от чудищ оборонять станет? Ты, что ли? Етона сперва одолей!

Брунко обиделся от такой неожиданной и резкой отповеди, шмыгнул носом, пожал плечами, но перечить старшему не стал и принял независимый вид. Мирко же прямо застыл от удивления: хорошо, что в это время Прастену не пришло в голову спросить у мякши еще что-нибудь — вряд ли бы он дождался быстрого ответа. Значит, здесь гремел гром, и было это именно в тот миг, когда седой колдун поразил разбойного воеводу, как выяснилось теперь, бывшего радославского сотника Асмунда. А может, и молния была? Да конечно была, как не быть, если гром гремел? Да ведь и колдун-то одноглазый в синей шапке — не Гром. Выходит, с могучим демоном пришлось мякше. повстречаться, который запросто молнии мечет, громом гремит, землю прожигает насквозь, что и трава не растет, невидимый мир открывает запросто, и стрелы не страшится, и силы великой. Что же ему от Мирко надобно? Но мысли об этом он решил оставить на завтра, а сейчас сказал: — Скажи-ка, Прастен, а про такую простую вещь ты не думал: а что если Етона какой проезжий порешит, в хмельной драке, к примеру, а? На тебя никто и думать не станет. Долг твой, понятно, Свенельд себе пригребет, а вот дочку твою, глядишь, воевода и помилует.

— Это ты на что ж намекаешь? — понял все Прастен. — Что ты, коли сейчас Етона побил, так и убить его запросто сможешь? Только сейчас мог, да теперь поздно. Село хоть и на сто дворов, а узнают мигом — не скроешься, не успеешь. Да и Етон по деревне без двух ражих молодцев не ходит и на брагу не падок. Нет, так не выйдет ничего, и не думай.

— А красива дочка-то? — спросил Мирко, понимая, что ответ будет утвердителен.

— Еще как красива, — вздохнул Прастен и заново взялся теребить бороду.

— Красивая, красивая! — встрял вдруг Брунко. — И добрая. Меня всегда угостит чем-нибудь и не дерется. А еще она на челне по Хойре ходить не страшится и меня с собой берет.

— Так нешто у такой славной девицы жениха не объявилось? — изумился Мирко. — Сколько ж ей весен-то? Жених бы заступой и стал.

— Годков-то четырнадцать едва сравнялось, — ответил Прастен. — Какой тут жених?

Мирко опять опешил. «Видать, этот Етон и впрямь погань немалая. Жаль, я его отпустил. Возьмет да приведет сюда остальных разбойников или, того хуже, Свенельдов отряд. Что я один противу всех поделаю? Нет, ну это ж надо! Девчонка в поневу едва вскочила, а он?!»

— Правду сказать, — продолжил Прастен, — с виду-то она на все осьмнадцать. Свенельдов ратник, Актев, молодой да ладный, к нам на двор захаживал, гостинцы дарил, даже гривну золотую преподнес. Да все равно он всерьез свататься не станет, да и такой жених — не подарок.

— А ты почем знаешь, что не станет? — возразил Мирко. — Ратный человек себе всюду хлеб добудет, а уж Етону отпор всяко даст, коли узнает, что тот у него невесту умыкнуть задумал.

— Его ж потом Свенельд с Етоном со свету сживут, — покачал головой Прастен.

— Ну, так воину проще обратно на Вольные Поля податься. Это не воевода, обратно примут.