Такова репутация вод, где с 1926 по 1936 год плавал Шарко, занимаясь гидрографическими работами по поручению французского правительства. Уже давно стало ясно, что во французском флоте нет ни одного офицера, имеющего столь богатый полярный опыт, как этот self made sailor (моряк-самоучка). Во время Первой мировой войны его мобилизуют в качестве врача, но он добивается перевода в боевые части, и в конце концов его, лейтенанта (с седой бородой), назначают командиром трех построенных по его планам охотников за подводными лодками. После войны военно-морской флот признает его своим, и его быстро повышают в чине, минуя несколько воинских званий. В 1923 году (ему исполнилось пятьдесят шесть лет) Шарко присвоен чин капитана второго ранга.

Рассказ о кампании капитана «Пуркуа па?» в Гренландии может носить такое название: «Шестидесятилетний моряк в дозорной бочке». Надо хоть раз побывать на этом крохотном наблюдательном посту на верхушке мачты, чтобы оценить все трудности вахты. В бурную погоду взобраться наверх совсем не просто, а потом надо сидеть на ледяном ветру, превратившись в микроскопическую планетку, описывающую эллипсы над пенящимся морем. Однако Шарко выбрал именно такое времяпровождение.

В 1926 году, встретив сплошные льды в ста милях от берега, он двое суток не покидает бочки, высматривая разводья. Двадцать восемь часов из этих двух суток ему даже не удается поесть, а ведь Шарко уже исполнилось пятьдесят девять лет. В 1931 году он пишет: «Мой шестьдесят четвертый год я провел в бочке на ветру, но себя не насиловал». В 1934 году, пытаясь войти в порт Ангмагссалик, расположенный южнее залива Скорсби, «Пуркуа па?» борется с разгневанным морем более двадцати одного часа. Шарко писал: «Уже не счесть, сколько раз я карабкался на верх мачты. Я хожу по реям с той же легкостью, что и прежде, и сижу в бочке, не чувствуя ни головокружения, ни усталости». Сколько же ему лет? Шестьдесят семь.

Первые признаки усталости можно заметить, читая письмо, датированное июнем 1936 года и адресованное молодому исследователю Фреду Маттеру: «Через три недели снова отправляюсь в путь на своем стареньком судне… По-видимому, это будет мое последнее путешествие. „Пуркуа па?“ стареет, старею и я. К тому же всем на все наплевать, а я истратил последние деньги».

На деле усталость носит временный характер, а письмо написано под влиянием разочарования, которым всегда сопровождаются попытки Шарко найти нужную сумму для выполнения порученных ему миссий. Каждый раз одни и те же мытарства. Но когда 16 июля 1936 года «Пуркуа па?» отплывает, от горького разочарования не остается и малейшего следа.

Напротив, у мореплавателя бодрое настроение, хотя 1936 год прославился своими бурями. Старый морской волк словно молодеет, попадая в район яростных ветров и туманов. Радость омрачена лишь одним: Шарко достиг возрастного предела для морских офицеров в его звании. И потому, хотя он по-прежнему первое после Бога лицо на судне, официальное командование поручено капитану Ле Конньа, офицеру, вышедшему из матросов. Ле Конньа, вначале относившийся к полярным плаваниям с недоверием, набирал опыт под руководством Шарко и стал умелым капитаном-полярником. В июле 1936 года радио сообщило, что для членов Института Франции (Французская академия наук) назначен предельный возраст отставки – семьдесят лет. «Долго ли еще мне будут разрешать участие в экспедициях, даже при номинальном руководстве?» – спрашивает себя Шарко. У него объявился единственный враг, которого он всегда страшился, – отставка.

Итак, 16 июля 1936 года «Пуркуа па?» отплыл на Гренландию за членами экспедиции Поль-Эмиля Виктора. Шарко сопровождает группа ученых, специалистов по Арктике.

Шарко (ему уже шестьдесят девять) командует судном и работает над книгой, в которой собраны лекции о полярных льдах, прочитанные в прошлом году в Океанографическом институте: «Голова моя занята научной работой на мостике и на палубе, а когда тезисы готовы, я спускаюсь вниз и наспех записываю их карандашом». Спать капитан ложится в полночь, а к пяти-шести часам утра он уже на ногах. Плавание проходит нормально. Шарко все так же любуется полярными пейзажами, открывает неизвестные фьорды и методично одно за другим стирает «белые пятна» с карты.

В Ангмагссалике он встречает экспедицию Поль-Эмиля Виктора и пять супружеских пар эскимосов со всем их имуществом – каяками, собаками, багажом. Виктор просит Шарко перевезти его вместе с эскимосами в местечко, расположенное в 150 километрах к северу. Вслушайтесь, как красиво звучит его название на эскимосском языке – Кангердлугсуатсиак. Виктор отправляется туда, поскольку намерен прожить год вместе с эскимосами.

– А мы решили, – сообщают Шарко два других члена экспедиции (доктор Жессен и Перес), – отправиться в залив Скорсби на датском судне. Просим вас зайти за нами после доставки на место Поль-Эмиля Виктора.

Миссия усложняется: надо пересечь гренландские прибрежные льды дважды, а кроме того, заправиться углем в Исландии, чтобы не остаться без топлива.

– Хорошо, – соглашается Шарко.

Поль-Эмиль Виктор доставлен на место назначения. «Пуркуа па?» берет курс на Ис-фьорд (северо-запад Исландии). Грузится уголь. Шарко без удовольствия смотрит на этот бурый уголь, который сыплется в трюмы. Это плохое топливо окажется одной из причин драмы.

21 августа «Пуркуа па?» покинул Ис-фьорд, где задержался на несколько дней из-за бурь, поскольку выход в море из порта был запрещен. «Милях в двадцати от Исландии нам встретился громадный айсберг – явление совершенно необычное в этих районах в это время года. Мы сообщили о нем по радио, чтобы поставить в известность капитанов других судов».

22 августа «Пуркуа па?» добирается до входа в залив Скорсби, и тут Шарко получает телеграмму от двух этнологов, за которыми зашел. Их уже здесь нет. Они остались в Ангмагссалике и ждут датское судно, которое доставит их в Копенгаген.

– Прекрасно, – говорит Шарко.

Ученые, находящиеся на борту, делают фотографии и составляют карты. 26 августа судно отплывает к югу, чтобы продолжать эхолотирование. «Полный штиль, абсолютная видимость, теплое, не причиняющее беспокойства солнце; богатейшие цвета нежно сияют, радуя глаз совершенным сочетанием». Гренландия будто решила показать Шарко свое доброе лицо в последний раз.

И животные, которых он так любит, словно прощаются с ним. 26 августа на мачту села чайка и отказывается улетать. Шарко кормит ее консервированной семгой. Птица позволяет гладить себя. Ей дают имя Рита.

30 августа. Судно удаляется от гренландского побережья и берет курс на Исландию. Все уверены, что опасная часть путешествия завершена.

Двадцать два тридцать. Взрыв метана в угле, который погрузили в Ис-фьорде. Котел вышел из строя.

Драма? Пока нет. Может, этот несчастный случай так и останется небольшим происшествием в ряду тех, что всегда подстерегали Шарко в опасных для плавания районах. Французский консул в Рейкьявике, предупрежденный по радио, сообщает, что датский сторожевой корабль на всех парах спешит к «Пуркуа па?». Встреча благополучно состоялась. «Пуркуа па?» взят на буксир. Все хорошо.