дверь, и в ту же минуту послышался ее испуганный крик:

— Мери!.. Скорее, Мери! Выходите! Идите сюда!

За ним последовала сиплая брань.

— Выходите, мать вашу!..

Мери выронила наполовину очищенный от листьев мчади и бросилась к дверям. Симон спустил ноги с тахты и стал шарить, ища туфли.

Мака не шелохнулась.

Бичико еле ворочал языком, но витиевато и похабно ругал кого-то.

— Подрался, — простонал Симон и скинул с ног с трудом найденные башмаки.

— Подрался? — переспросила Мака, но тут услышала свое имя.

— Где Мака? Где моя дорогая сестричка Мака?

«Неужели Тхавадзе избил его?!» Мака шагнула к дверям. Бичико, видно, заметил ее в окне и, толкая и волоча за собой повисших на руках жену и мать, направился к нижней комнате.

— Где моя уважаемая сестричка Мака? — громко крикнул он, подойдя к порогу. — Может быть, она изволит почивать?

«Неужели Тхавадзе сказал ему, что я его любовница?!» — мелькнуло у Маки.

— Сумасшедший, бешеный! — Симон опять лег на тахту и отвернулся к стене.

Мака подняла голову и взглянула в лицо Бичико.

— О-о! Моя сестричка гордо смотрит на меня!..

— Что с тобой, на кого ты похож? — Левый глаз у Бичи совершенно заплыл, а нос сделался похож на охотничий рожок.

— Не нравлюсь? Можешь радоваться! Твой несчастный муженек разрисовал меня! — взревел Бичико. — Твой благоверный!

— Гено?! — вырвалось у Маки, и она почувствовала, как задрожала у нее нижняя губа.

— Геношка надутый… Хоть бы уж мужчина надавал по роже! Так нет! Эта бумажная крыса, а? Что он со мной сделал?.. Той самой рукой, с которой он чернила обсасывает! Той самой рукой меня отделал! А?

— Кто? Гено? — вскрикнула пораженная Ольга и заглянула в лицо сыну. — Господи, господи! Разрази меня гром! Гено, ты говоришь? Я не ослышалась— Гено?

Симон повернулся и взглянул на Маку, словно спрашивая: могло ли случиться такое?

— Мака!.. — Мери подбежала к золовке и обняла ее.

— Геношка — интриган!.. — заорал опять Бичи и раскрытой пятерней хватил по стене.

— За что, сынок? Что ты ему сделал? Гено не стал бы никогда…

— Геношка — подонок!

— За что? Где ты его встретил? Почему сюда не привел?

— Сюда?! Ух, я ему… Что ему здесь делать! Духу его здесь не будет! За версту мой дом заставлю обходить.

— За что? За что? — кричала Ольга и теребила сына. — Что ему надо?

— Откуда я знаю, за что!

— Почему он не пришел к нам? Где ты его нашел?

— Где я нашел!.. Так я всю жизнь и искал его! Дела у меня другого нету! Сам навязался, позвонил, потом приехал на каком-то драндулете и повез меня.

— Куда, сынок?

— Выпьем, говорит… Давай, говорю, дорогой, может, человеком надумал стать, всегда пожалуйста… Ух, недоносок… Ух, доходяга несчастный!..

— Раз уж пить захотелось, могли домой приехать!

— Ни в какую! Не согласился. Ты, говорит, наверное, знаешь хорошее место, где можно поесть и выпить. Как же, говорю, конечно, знаю! Я ж не он — забился в бумажную нору, и ни на шаг!..

— А что, почему он домой не захотел?

— Заладил — не сегодня, в другой раз, и давай пить… Пил и пил, доходяга этакий, как лошадь!

— Небось ты и обидел его по пьяному делу!.. Ну, разве можно так, сынок. Он же зять нам. Как родного брата обидеть!..

— Чем я его обидел? Богом он обижен, а не мною, вот что! Пристал в одну душу: скажи да скажи, почему твой директор стрелялся! Откуда я знаю, почему он стрелялся. Да если б и знал, этому интригану все равно не сказал бы!

Маку так и обдало жаром.

— Надо было сказать, сынок.

— Что сказать? Будь он порядочный человек, он бы не так…

— Он же чист оказался, твой начальник. Надо было сказать, что ревизия была…

— В больнице, говорит, навещал его? Ну, навещал. А ему что за дело, этому бумажному червю?!. А кто еще из ваших навещал?

— Ты бы и ответил, что больше никто. Разве можно из-за этого человека обижать?

— Это он-то человек?! Интриган он, и больше ничего!.. Нет, говорю, никто. А он не верит: говори правду! Я ему: брось ты свои интриги! А он меня дураком обозвал. Дурак ты, говорит, дурак! Я за бутылку, но этого интригана разве проведешь! Знал, что стукну по башке — не пощажу, кинулся, в руки вцепился. Как нарочно, сегодня вино не брало его. Видит, если вырвусь, — убью, и до тех пор бил меня, пока я на ногах держался… Но все равно я ему выпущу кишки! Никуда он не денется!..

Мака осторожно высвободилась из рук Мери, тихо прошла мимо матери и брата и вышла из дому.

Моросил дождь. Мельчайшие капли словно стояли в воздухе, не оседая. Мака поднялась по наружной лестнице. Внизу, после ее ухода, Бичико раскричался громче, но она не прислушивалась к его словам. Ей было все равно, что он скажет. Как и для Гено это было все равно…

Мака прошла на застекленную веранду, оттуда в комнату, оставляя все двери открытыми.

«Гено говорил со мной, а не с Бичико. Он не Бичи избил сегодня. Ни один его удар не попал в Бичи…»

Она сняла туфли, взяла их в руки и вышла через черный ход. Бичико все еще шумел внизу.

Лестница была холодная. Она удивилась тому, что ей вдруг захотелось пройтись босиком. Не надевая туфель, спустилась она по лестнице и направилась к калитке, всей ступней с наслаждением ощущая траву и землю. За калиткой она сунула мокрые ноги в туфли и, опустив голову, пошла по дороге.

Изредка мимо проносились машины — единственное, что еще можно было различить. Все остальное исчезло, растворилось, погруженное во влажный туман дождя. Мысли свернулись, увяли, сникли.

«Тхавадзе догонит меня. Теперь мое укрытие — железные стенки его машины… Надо идти так, чтобы он меня узнал… Скоро дождь пойдет сильнее, и мне нужно где-то укрыться. Если я простужусь, мне негде лечь в постель. Кто станет ухаживать за мной? Ведь у меня не в порядке миндалины, надо поостеречься, не застудить… Хотя бы до Ианиси дойти, не промокнув… Там где-нибудь укроюсь. Пешком это не так уж близко. Как скоро я устала. В самом начале дороги…»

Фары идущей сзади машины осветили шоссе.

«Тхавадзе нагонит меня, и мы поедем очень быстро. Сейчас ночь, и я не могу идти одна…»

Машина приблизилась, и протяжный, высокого тембра сигнал прервал вялое течение ее мыслей. Машина промчалась совсем рядом.

«Я вышла на середину дороги, надо быть осторожнее… Мой Гоча сейчас сладко спит…